Дом (ЛП)

Все вставало на свои места, и Гэвин был уверен, что он никогда еще в

жизни так не боялся. Воспоминание, которое он терпеть не мог ворошить, вдруг

заполнило его, – память о том дне, когда он впервые нашел машину в гараже.

Тогда он все еще слышал птиц, ощущал запах пыли и старого бензина, когда стал достаточно высоким и сильным, чтобы открыть дверь гаража. Он все

еще мог видеть машину, чувствовать пальцами глянцевую краску, мягкость

кожи.

И если бы закрыл глаза, то мог вспомнить ощущение восторга и

колотящееся сердце, когда открыл дверь и сел внутрь. В тот день он думал, что

поедет, и потянулся руками к рулю. Гэвин отрегулировал сидение и, конечно же, радио. Потом вытер слой пыли с панели и посмотрел наверх, наклоняя

зеркальце заднего вида достаточно низко, чтобы видеть через мрачное окно

сзади.

Но в тот миг сердце застыло в груди, а пульс сдавил горло. На пару

мгновений птицы словно перестали чирикать, а листья прекратили шелестеть.

Было так тихо, что он слышал бешеный стук собственного сердца, и ему

пришлось зажмуриться и потрясти головой, чтобы убрать наваждение, после

чего он посмотрел снова. Потому что на заднем сидении заметил детское

автомобильное кресло – его кресло, он был в этом уверен. Оно было пыльным и

забытым, и рядом сидел, прислонившись, старый игрушечный кролик, словно

ждал кого-то, кто придет и заберет его.

Потому что его мама пропала.

Гэвин годами не думал о том сидении кресле, о том, что это значило, и, подняв голову, он скользнул взглядом по встревоженному лицу Давала и окинул

всю комнату ожидания. Гэвин понял, что сейчас у него не будет возможности

подумать об этом.

Уже приехали родители Дэлайлы.

Глава двадцать вторая

Она

Доктор МакНейлл изучил ее карту, перелистнув первую страницу с

информацией о ее страховке, чтобы добраться до следующего листа. Тот был

весь исписан: три одинаковых записи о случившемся с Дэлайлой. Каждая

запись, конечно же, была сделана разным почерком, ведь это писали разные

медсестры. Одна из них – с именем Лиза на бейджике – осталась здесь, прислонившись к стене.

Дэлайле не нужно было спрашивать, она и так знала, что медсестра Лиза

осталась в кабинете, чтобы Дэлайле не пришлось оставаться наедине с

мужчиной.

– Здесь говорится, что вы запутались в занавеске душевой кабинки, – когда

доктор взглянул ей в глаза, она ощутила его беспокойство. Она знала, что он

думает о том же, о чем и медсестры: «Тебя ударил твой парень».

Она глубоко вдохнула и повторила ему то же, что уже рассказывала трижды

до этого: глупую и жуткую историю, которую сама сочинила.

– Я пролила на себя ужин. Потом поднялась наверх в душ, споткнулась в

кабинке и запуталась в занавеске.

– Запуталась только ваша рука? – спросил он, словно уточняя и даже

заглядывая в записи о случившемся, чтобы проверить. В его голосе было

слышно недоверие; ему нужно было услышать о произошедшем самому.

– Ну, я вся запуталась. Но поранила только руку.

– Как-то представляется с трудом.

– Я упала, а шторка свисала в кабинке. Она полиэтиленовая, и я в ней

запуталась.

– И все это как-то порвалось на полоски и стало напоминать пальцы?

– Нет. Не порвалось… – она умолкла.

Он ждал, что она расскажет больше, но добавить ей было нечего. Она

понимала, что история так себе. И чувствовала, как сильно жгут глаза

подступающие слезы.

Закрыв ее карту, доктор вздохнул и подъехал ближе к Дэлайле на стуле на

колесиках.

– Дэлайла.

Она сглотнула, глядя ему в глаза.

– Вы не одна, понимаете? Если вам нужна помощь, чтобы справиться с

этим…

– Я знаю, о чем вы думаете, но Гэвин такого мне не сделал бы.

Доктор МакНейлл закрыл глаза, медленно кивая. Когда он снова их открыл, он тихо спросил:

– Хотите сейчас поговорить с кем-нибудь другим?

Дэлайла без промедления ответила:

– Да. С Гэвином.

– Вашим родителям стоило бы попросить его держаться от вас подальше.

Буду честным, Дэлайла. Все это выглядит плохо. Будь вы моей дочерью, я бы

расспросил Гэвина о его роли во всем этом.

Словно по команде, из комнаты ожидания раздался голос отца. Она не

смогла разобрать слов, но его гнев был громким, а слова отрывистыми фразами

ударяли Гэвина, словно пули.

– Это ужасно для него, – приглушенным шепотом сказала Дэлайла, все-таки

не сумев сдержать слезы, глядя слезы на занавеску, огораживающую маленькое

пространство от коридора. – Это пытка для него, а он ничего не может сделать.

Он мучается, что сейчас не со мной.

– Но вы ведь понимаете, почему он не здесь.

Невесело хохотнув, Дэлайла посмотрела на него краем глаза.

– Я уеду домой с родителями, папа будет смотреть новости, а мама – читать

книгу. А единственный человек, которому нужно знать, в порядке ли моя рука, в

комнате ожидания выслушивает крики за то, чего не делал.

Доктор МакНейлл оглянулся через плечо на медсестру Лизу. Та пожала

плечами, и он снова повернулся к Дэлайле.

– Хочу, чтобы вы пришли ко мне через неделю, чтобы я убедился,

правильно ли заживает рана.

***

Когда Дэлайла вышла из процедурного кабинета, рука ее была забинтована, а кровь гудела от обезболивающих, и ей хватило одного взгляда на лицо отца, чтобы понять, что не стоит и спрашивать, о чем он говорил Гэвину. Она