Кэтрин попятилась к двери, борясь с желанием выкинуть какой-нибудь дикий фортель. С порывами, что были так же безумны, как и Мэйсоны, и весь этот дом, до краев наполненный смятением и ужасом.
У самых дверей она прикинула свои шансы. Перспектива бежать через черный ход по диким запустелым лугам в полной темноте, в одиночку уже не так манила, как мгновение назад.
— Родители будут меня искать. Вы ведь понимете, не гак ли? Мой босс, Леонард, он с ними снижется.
— Ты уверена?
— Да, черт возьми! Сюда нагрянет полиция!
— Они потратят впустую много времени, потому что не найдут нас. Дом дяди — один из тех, где требуется
— Да хватит уже! Где Майк? Вы сказали, что он пришел сюда. Он-то не был приглашен!
— Tы наверняка знаешь, кто был приглашен, а кто нет? Они не отпускают тех, кого любят. Только не теперь. Да и раньше, думаю, такого не было. Мы — всего лишь экспонаты для этих маленьких тиранов. Ты не мой гость, а
— Скажите мне, где он. Скажите же!
— И они переделывают тех, кто хранит их, по своему образу и подобию. Так поступают истинные ангелы. Всегда.
— Заткнись, ты, карга!
Эдит отвернулась от Кэтрин, явно пытаясь скрыть гнев.
— Ругаться последними словами на тех, кто приютил тебя — это все, на что ты способна в час явления истинного чуда? Так ты только разочаруешь своих будущих хозяев, Кэтрин.
— Где он?
— Твоего кавалера пригласили внутрь, чтобы он ждал тебя, и он ждет. Ты найдешь его в мастерской дяди. Вместе с разлучницей. О тех, кто перешел тебе дорогу, да позаботятся те, кто истинно любят тебя. Так произошло и с твоей матерью — распутной девкой, не нашедшей в себе мужества воспитать тебя.
— Моя мать…
— Познала великие муки за свой проступок. Они ведь знали о твоем отчаянии. Чуяли боль, что укоренилась в твоем милом маленьком сердечке. Теперь ты здесь — и материнским страданиям, равно как и твоим, придет конец.
— Что вы такое говорите?
Эдит усмехнулась.
— Здесь все ждали тебя. Здесь тебя любят.
— Я не хочу, чтобы меня здесь любили!
— Но ты уже знаешь, что это так. Здесь — все, о чем ты когда-то мечтала. Боль обожгла твое сердце в нужном месте, в нужное время. Они явились к тебе, как явились к моему дяде. Пришли, чтобы вернуть тебя домой. Где чудесам нет конца. Где ты важна.
Махнув на безумную старуху рукой, Кэтрин нашла в себе силы выбежать из гостиной в тускло освещенный проход, ведущий за ее пределы. Именно там, у самой лестницы, она услышала последние слова Эдит:
— Именно они здесь вершат правосудие, дорогая моя, и их справедливость может быть ужасна… Что они сделали с твоей бедной матерью…
Когда она поднялась с цокольного на первый этаж и застыла в коридоре, новый голос обратился к ней. Впрочем, к ней ли? Кэтрин не могла сказать наверняка. Распевный, едва ли не стенающий тон голоса был ей знаком — то был мужчина, читавший от лица Автора в пьесе, что была показана на смотре в деревне, чья речь тонула в шорохе и скрипении, словно бы пробивалась сквозь сильные радиопомехи… или тьму пролетевших столетий. Еще одна старая запись — потому как ни один современный дикторский голос не был способен на столь торжественную, суровую интонацию, на столь велеречивый даже с учетом всех искажений тембр.
Большую часть речи она не улавливала, слова переходили в белый шум и искажались. От того, что она услышала, хотелось заткнуть уши.
Кэтрин пробежала по коридору.
Входные двери были распахнуты. «Зеленые рукава» стихли. Кэтрин не видела снаружи ничего, кроме окрашенных в кроваво-красный цвет огнями Дома зарослей сорных трав и длинной вереницы свечных огоньков.
— Майк! — крикнула Кэтрин и побежала в неосвещенный проход, что вел в заднюю часть дома. В дальнем конце «рабочей» зоны здания была открыта одна дверь, и ее мутный свет служил маяком.— Майк!
Голос, шедший откуда-то сверху, заполнял все каверны и утолки особняка, подталкивал ее в спину, преследовал по всему коридору.