Дом малых теней

Но то, что она только что увидела, было слишком ярким, чтобы быть порожденным трансом. Запахи, тепло — все было чересчур реальным. Она покинула бы забытье полностью счастливой, если бы не тот последний, немного пугающий образ.

Да, то был Красный Дом. Да, там была Алиса и деревянный мальчик из детства. Похоже было, что особняк — или нечто, заточенное в его стенах, — пытается раскрыть свою связь с ее детством, невидимую нить, что всегда их соединяла. Ее чутье указывало именно на это — и эта мысль не пугала ее так сильно, как раньше, как раз-таки из-за Алисы и странного мальца с деревянным лицом. Ведь когда-то она считала его настоящим… Даже спасителем. Его возвращение словно окрасило атмосферу Красного Дома в иные тона.

В ее видении царил разгар дня: яркое солнце, красота природы, спасительный манящий свет. Свет ее детских трансов. Снова и снова она ощущала радость ухода от самой себя, от того мира, что только мучил ее.

На нее больше не охотились во сне, она больше не испытывала страха. По ту сторону сознания Кэтрин оказали радушный прием. Мэйсоны были там — живые и вполне реальные, посреди великолепия сада, который в реальности был преисполнен мух, сорняков и распада. Она пробудилась, чувствуя, что сон одарил ее столь желанной надеждой на освобождение.

Поскольку отход от транса часто сподвигал ее к этому, Кэтрин попыталась снова вступить в контакт с физическим миром — тем единственным, пусть и непривлекательным, что у нее был. После прибытия сюда много связующих с ним мостов сгорело. Спотыкаясь, Кэтрин побрела к двери. Оказалось, что смелости повернуть ручку ей не хватало. Медля, дрожа и переступая с ноги на ногу, она отчаянно старалась не расплакаться.

Где во всем происходящем логика? Зачем Мод и кому-то еще, кто, несомненно, живет в доме, но себя не кажет, убивать Эдит и прятать труп старухи в сундуке на чердаке, запускать френофон, чтобы напугать Кэтрин? Или старуха умерла сама? Или попросту разыграла собственную смерть в угоду извращенной затянувшейся шутке? А эти игры со светом, что делался то ярче, то снова, как сейчас, тусклее — надо думать, где-то на распределительном щитке установлен реостат?

Запах? Аромат роз мог быть создан каким-то настоем.

Майк и Тара? Как их-то сюда приплести? Возможно, они стали жертвами деревенского клана — людей темных и недалеких, всерьез считающих, что у Эдит и Мод были какие-то страшные секреты, требующие ревностного охранения. Если Эдит узнала о возвращении Кэтрин в Вустер, разыскала ее и пригласила сюда, то Майк и Тара легко могли оказаться случайно втянутыми в некий ритуал, имеющий смысл лишь для парочки отрешенных от мира невменяемых пожилых женщин и для всех тех, кто служил им.

В сухом остатке Кэтрин ничего не знала. Ничегошеньки. Ей хотелось знать, она желала, чтобы все как-то просто и понятно объяснилось. Она отдала бы все за то, чтобы у кошмара, в котором она очутилась, была логика — и наплевать, насколько мерзкой окажется правда.

Отчаянные объяснения Кэтрин все еще казались несущественными, как будто она выдавала желаемое за действительное, чтобы поверить в то, что, как она знала, было ложью.

Эдит нелепо утверждала, что она и ее биологическая мать родом из деревни. Она ничего не знала о своих истинных родителях — только то, что родная мать была бедна и не могла справиться с ее содержанием.

Неужели она взаправду родом из Магбар-Вуд? Из деревни, над которой довлело жуткое влияние Мэйсонов? Судя по возрасту и состоянию закрытых лавочек, рождение ее совпало с той порой, когда поселок перестал нормально функционировать. Может быть, мать пыталась спасти ее от ужасов Магбар-Вуд, отдав на удочерение?

Если в любом из ее предположений была доля правды, то все, что случилось с ней с тех пор, как она впервые поехала в Грин-Уиллоу, казалось неизбежным, своего рода судьбой; даже частью чего-то мистического. М. Г. Мэйсон пожелал вернуть ее сюда. Разве не это Эдит пыталась преподнести Кэтрин в качестве правды?

Нет. Слухи о том, что Мэйсон что-то там нашел на раскопках в холмах и принес в этот дом — полная чушь. Древние куклы-чудовища, преобразившие Мэйсонов, завладевшие жизнью и семьи, и жителей целой окрестной деревни? Безумие. Небывальщина в последней инстанции. Абсурд, мистификация, легенда.

Но что все они — Эдит, Мод, кто бы здесь еще ни был, — по-настоящему хотели от нее? В чем пытались убедить? В том, что Красный Дом был своего рода живым существом? Или истинная высшая жизнь оставалась где-то там, во тьме, за окнами, а особняк был лишь кукольным домиком, дурившим своих живых обитателей? Эдит говорила что-то о больших усилиях, прилагаемых к тому, чтобы остаться здесь, — что она имела в виду?