Не знаю, как долго я смогу находиться тут взаперти, теперь ещё и зная всё это. Вокруг этого дома зло, и оно кружит годами, а я в эпицентре всего этого. Она хотела меня защитить, думая, что он причинит мне боль или убьёт меня, и взяла грех на душу. Бедная мама, сколько же она пережила! Как же я мог оставить её одну! Если бы я всё это знал, возможно, относился бы к ней по-другому. Конечно же, я не одобрил бы убийство деда. Но хотя бы попытался понять её и простить. Хотя, за что мне её прощать, ведь она ни в чём не виновата. Я не могу больше ни о чём думать, кроме как о том, в каком ужасном месте я рос и как я оставался в неведенье.
13 мая. 1817 год.
Руки отказываются писать, ничего не хочу и не могу делать. Хочется только спать. Ни на что не обращаю внимания. Появилось новое занятие, назову его так. Новое занятие, видимо, не только для меня, но и с моим появлением тут, для всех остальных, особенно для деда, который свихнувшийся так и бегает по дому. Да, именно дед. Он кричит на мать, я не понимаю, о чём он кричит, не могу разобрать слова. Теперь я понимаю, почему она заперла дверь. Он стучался в дверь, пару раз ударил топором, и мне кажется, что заглядывал через щёлку посмотреть на меня. Я нахожусь в полуобморочном состоянии, я ничего не понимаю. Мне кажется, они так и кричат там друг на друга, но я уже ничего не слышу.
Как же болит голова, хочется только спать. Как я могу всё это терпеть. Когда же всё это закончится?!
16 мая. 1817 год.
Прости меня, родная, за всё то, что я сделал. Я не хотел причинить тебе боли. Прости меня!
Я надеюсь, ты веришь мне и понимаешь, через что мне пришлось пройти. Полгода я живу в аду. Это ад! Теперь эти крики, я то слышу, то нет. Мои уши глохнут, голова трещит. Я слышу, как по дому летают предметы и бьются о стены. А за окном всё тот же белый туман, калитка и почтовый ящик. Больше ничего не видно моему взору. Когда я начинал писать, думал что сил моих хватит на больше. Я привык ко всем тем странностям, что были. Первые три месяца были раем, несмотря на часто наступающую тьму. Потом становилось всё хуже, стали появляться новые существа или что это, не знаю даже, как их назвать. Сначала это безликий, который терроризировал меня. Теперь дед, который то и дело бьёт топором о дверь. А у неё есть чудесное свойство — восстанавливаться. И каждый день одно и то же!
Я не верю своим глазам, я не верю своим ушам. Вот что я ещё заметил, здесь всегда пахло серой. Либо мне это чудится только сейчас, либо я со страху не чувствовал до этого. Где-то читал, что серой пахнет, когда мёртвые рядом. Меня постоянно знобит, я лежу под несколькими слоями одеял.
Моя милая Натали, я не знаю, где я и что со мной. Видимо, я тут останусь навечно. В чём мой грех, я так и не понял. Думаю лишь о том, что зря меня не было рядом, когда мама была жива. Ты была права, нужно было перевести её к нам, чтобы она жила с нами. Возможно, сейчас она была бы жива, а я был бы рядом с тобою. Я вижу и чувствую, что она защищает меня от всего этого. Но что мне от этого, если я гнию тут заживо.
20 мая. 1817 год.
Нашёл в себе силы вновь писать. Ничего не изменилось. Крики и скрежет в двери, всё по-прежнему. Порой даже хочу, чтобы наступила тьма. В ней, хотя бы, тишина. Мне кажется, я начинаю слепнуть, глаза стали видеть хуже.
Натали, прости меня, если мы больше не увидимся с тобою.
21 мая. 1817 год.
Провёл весь день, глядя на почтовый ящик. Со вчерашнего дня меня не покидает бредовая идея. Что если я вложу в него свои записи и укажу наш адрес, дойдет ли оно до тебя!? Может, стоит попробовать? Единственное, я не могу выйти из комнаты. Но есть окно. Думаю, стоит попробовать. Знаю, что вновь окажусь в доме и проснусь в своей постели. Но зато сделаю это. Подожду в надежде до завтра, может что-то изменится.
22 мая. 1817 год.
Я не сплю, наверно, уже больше трёх дней. Теперь мне точно уже наплевать на всё. Мои надежды на то, что всё изменится, напрасны, крики и стуки, стоны и вой так и стоят в доме. Мне кажется, что в стенах что-то живёт. Скорее всего, это мой недосып. Но я решился прыгнуть с окна, чтобы вложить мои записи и отправить к тебе. Натали, обещай мне, что если ты это прочтёшь, то ответишь мне. Напиши мне хоть строчку, скажи, что у вас всё хорошо. Я буду каждый день выпрыгивать из окна, если потребуется, чтобы проверять почтовый ящик. Я надеюсь, что ты поверила всему, что я написал тебе. Надеюсь, что не думаешь, что это шутка, что я издеваюсь над тобою. Клянусь моей любовью к тебе и моему сыну, либо я совершенно болен и безвозвратно сошёл сума, либо это всё правда!
Все. Более писать ничего не стану. Приготовил бумагу, написал на ней адрес. Сейчас все запечатаю и прыгну в окно. Надеюсь, оно дойдет до тебя. Как же я люблю тебя, Натали!
12 октября. 1816 год.
Квартира Натали Монне.