Дом Монтеану. Том 1 (СИ)

Ты никогда не замечал, друг мой, что иногда мы тупеем из-за страха признаться себе в наших настоящих желаниях? Не замечал того, что мы начинаем врать и себе, и окружающим, что приводит к ещё большим проблемам и боли? Думаю, ты знаешь, о чём я говорю. В этом мы с вами не отличаемся. Сколько бы ни было нам лет, какой бы опыт мы ни накопили и через какие тернии ни прошли, мы тоже любим врать себе. Любим, ведь так мы защищаем себя и свои принципы, которые вложили нам в головы родители и наше общество. Ты думаешь, что мы очень отличны друг от друга? Разочарую, мы слишком похожи, поэтому вы уже не замечаете нас среди себе подобных, и поэтому мы все в опасности. Мы расслабились и стали жить спокойно друг с другом. Отчасти, конечно, спокойно, но всё же мы больше не воюем, как раньше.

Смотрю на церковь, рядом с которой бегают и играют в снежки дети, смеясь и бросая их друг в друга. Рядом с ними стоят их родители, о чём-то живо болтая. Я бросаю взгляд на коробку с моим пожертвованием, затем снова на церковь. Это было глупой идеей. Но родители меня учили, если ты можешь помочь людям, то помоги, а не только думай об этом. Я поступила так, как мне говорили, но почему-то не чувствую, что поступаю сейчас правильно. После того, что случилось между Станом и Томaсом, не хочу, чтобы он решил, что я бегаю за ним или того хуже влюбилась, как глупая дурочка. Я не подвержена этому чувству. Я же труп. Практически труп, так что не могу испытывать никаких чувств к человеку. И это чертовски глупо. Сколько раз я уже назвала себя и свои поступки глупыми? Сотню того с момента, как решила ввязаться в эту затею.

Ладно. Я просто быстро отдам своё пожертвование и уйду, мне даже не придётся встречаться с пастором. Это будет безболезненно.

Выхожу из машины и достаю большую и тяжёлую коробку. Сделав глубокий вдох, я направляюсь к входу в церковь, и все люди, находящиеся на улице, со мной здороваются. Приходится им кивать и улыбаться в ответ. Боже, почему они все здесь? Им работать не надо? Ну или там смотреть телевизор или что-то ещё, к примеру, продолжать свой род в такой холод?

Оказавшись в церкви, в которой, кроме трёх прихожанок, уже практически нет людей, как и самого пастора я чувствую себя более уверенно. Нахожу глазами женщину, работающую здесь, и иду к ней.

— Добрый вечер. Простите, могу ли я поговорить с вами?

Пожилая женщина улыбается мне и кивает.

— Конечно, дитя моё.

— Отлично. Я принесла пожертвование, — произношу и ставлю коробку на одну из лавок.

— Ох, как это благородно с вашей стороны. Вы же Флорина, не так ли? Недавно приехали к нам?

— Да. Всё верно. В общем, я принесла это, купила в магазине. Вчера пастор помог мне, но я нечаянно разбила посуду. И я подумала, что это будет равное восполнение того, что я уничтожила, — открыв коробку, показываю новый сервиз.

— Какая красота, милая. Спасибо тебе, — женщина радостно обнимает меня, и я киваю ей.

— И вот ещё, — достаю из кармана штанов чек и протягиваю ей. — Возьмите. Думаю, это никому здесь не помешает. Вы помогаете людям, которые находятся в сложной жизненной ситуации.

Женщина открывает чек и охает от суммы.

— Господь Всемогущий, это же…

— Не беспокойтесь, я всё равно не смогу забрать эти деньги с собой, когда отправлюсь к Создателю. Пусть это будет моей благодарностью вам. И прошу, не говорите об этом всем, не хочу стать ещё более обсуждаемой, чем уже есть, — тихо шепчу я.

— Конечно, дитя моё, конечно. Благодарю тебя, пусть Создатель обогреет твою душу и подарит ей успокоение.

— Спасибо. Я пойду.

— Подождите, Флорина. Томaс сейчас выйдет, у него закончилась исповедь. Я думаю, что он хотел бы лично поблагодарить вас, — женщина останавливает меня, хватая за запястье.

— О… нет, нет, не нужно. Я не ради этого пришла сюда, — отрицательно мотаю головой и пытаюсь уйти, но женщина ещё крепче обхватывает меня, не позволяя сбежать.

— Флорина, это ведь некрасиво с нашей стороны, если мы тебя не отблагодарим. Мы должны, это наш долг. Мы не получаем финансирования от страны, и только благодаря нашим прихожанам живём и поддерживаем чистоту здесь, но ещё никто нас так не выручал, как вы. А вот и пастор. Пастор!

Что она делает? Зачем она это делает?

Томaс появляется с правой стороны от меня вместе с молодой женщиной, довольно симпатичной и постоянно хихикающей над его словами. Боже мой, ну конечно, исповедь. Никто не ходит на исповедь, если исповедует не секс-символ города.

Подождите, как я назвала Томaса? О господи, надо бежать отсюда.

— Пастор, мисс Флорина принесла нам пожертвования! — ещё громче произносит женщина.

Боже мой. Не надо.

— Прекратите. Я же просила, не надо, — шепчу ей, дёргая рукой, и наконец-то, мне удаётся освободиться, но уже поздно, слишком поздно. Томaс с прихожанкой стоят рядом с нами.

— Вы только гляньте, пастор, какая красивая посуда. Мисс Флорина привезла её для нас. Наши дети будут в восторге от этих чашечек, — с придыханием произносит предательница.

— Мисс Флорина, это, правда, чудесный сервиз, — Томaс улыбается мне, и я натягиваю для него улыбку.