Он не отвечает, отчего я закатываю глаза и возвращаюсь опять к рассматриванию шкафчиков на кухне. Снова какой-то шорох появляется позади меня.
— Ладно, ты обижаешься, но ты же не вырвал ей язык, да? Это было бы очень невежливо, Стан, — хмыкаю я, нюхая свечи. — Ты знал, что у нас здесь очень много свечей? Мы можем зажечь их. Но только если ты обещаешь, что не будешь жарить на них мясо.
Я хихикаю над своей шуткой, а вот Стан не смеётся.
— Да брось ты, Стан, хватит дуться. Ты сегодня, вообще, очень странный. Молчишь, не пытаешься меня воспитывать, не ходишь за мной, не ноешь. У тебя месячные кончились? — Я достаю из другого шкафа ещё одну упаковку свечей и ставлю её на пол.
— Стан! Не дуйся! Ты же знаешь, что я люблю тебя. Пусть я сейчас ничего не чувствую, и мои слова не подкреплены действиями, но ты знаешь, что я люблю тебя. По-другому и быть не может. Хочешь пожарить что-нибудь? Можешь даже устроить пожар, я буду рядом. Стан! — Я встаю и оглядываю тёмную и пустую гостиную.
— Вот ты придурок. Ну и обижайся, а я буду расслабляться в ванной со свечами! И я заберу их все, понял? Не оставлю тебе ни одной свечи! — Сгребаю в охапку свечи и ловлю зубами спички. Довольная собой, поднимаюсь наверх, бедром выключая свет внизу. Вхожу в спальню и принюхиваюсь. Выплёвываю спички на кровать, а затем бросаю на неё новые пачки со свечами.
— Стан? — Толкаю дверь в ванную и замираю. Я точно оставляла свет включённым и пошла за спичками, чтобы зажечь свечи, но они уже горят. Они расставлены по всей ванной комнате, а я этого не делала.
— Блин. Томaс? — щёлкнув языком, осматриваю ванную комнату, а потом поворачиваюсь к спальне. — Стан не так романтичен. Он не любит свечи, на самом деле он более современный, чем я и ты, вместе взятые. К тому же здесь пахнет не только воском, Томaс, но ещё и ладаном и, кажется, ванилью. Фу, это же духи Джули. Какая мерзость, Томaс. У тебя хватило наглости притащить свой зад сюда, да ещё после лобзаний с этой шлюхой. Мерзость.
Я жду, когда он выйдет, но ничего не происходит. Глубоко вздохнув, стягиваю через голову толстовку и бросаю её на пол.
— Почему бы тебе не прекратить это делать, Томaс? Это уже смешно. Я знаю, что это ты. Если считаешь, что будет разумным держаться от меня подальше, играть в эти игры «я тебя не знаю», в какие ты играл в церкви или же делать вид, что вчера не пил мою кровь и ты не вампир, то явно не следуешь своим же правилам. Так зачем ты пришёл, Томaс? Стало скучно? Или ты просто не можешь держаться подальше от меня, потому что понимаешь, что это невозможно?
Я замираю на пару секунд.
— Ладно. Тогда я раздеваюсь, и тебе бы выйти раньше, чем я буду голой. Это уже крайне невежливо с твоей стороны.
Снова ничего не происходит. Тогда я полностью раздеваюсь и забираюсь в ванную, наполненную горячей и ароматной водой. Выключаю ногой кран и откидываю голову назад.
— Ты разозлился, не так ли? Ты очень психанул из-за того, что я сбежала вместе с Наимой в бар, а тебя не позвала. Но ты сам виноват. Ты мог бы поговорить со мной, обсудить всё, рассказать мне то, что тебя волнует. Ты боишься, и это нормально. Если о тебе до сих пор никто не знал, значит, у тебя есть причины прятаться. Ты говорил, что твой отец был убийцей, но не киллером, не так ли? Ты это выдумал, чтобы походить больше на человека. Все так делают. Он был убийцей, вампиром, который жаждал власти, я права? Это для меня одно из сумасшествий вампиров. Многие подвержены этому, и они умирают. Диктаторов всегда убивают рано или поздно. Но видимо, твоего отца убили поздно, раз ты так презираешь то, кто ты есть, и то, кем был твой отец. Ты пытаешься быть другим. Ты и в церковь пошёл служить для того, чтобы убедить себя в том, что ты не убийца. Но прошлое есть прошлое. И в прошлом не было банков крови. Не было донорской крови и связей, чтобы можно было спокойно достать её. Не было ничего, что могло бы облегчить жизнь вампирам. Все хотели быть ими. Люди думали и думают, что вампирская кровь — это власть. Но это смерть. Узнают об этом слишком поздно. К тому же ты не твой отец и не твоя мать. Ты это ты. Удивлю тебя, если скажу, что у хороших, миролюбивых, правильных и честных родителей рождаются убийцы, маньяки и жестокие твари. Это не от родителей зависит, а от нас. Мы делаем свой выбор. И ты его тоже сделал, но постоянно сомневаешься в нём, ведь темнота так сладка. Нет ничего плохого в том, чтобы комбинировать свой свет и свою тьму, когда это необходимо.
Я разговариваю сама с собой, это уже ненормально. Мне достаточно моей болезни, чтобы быть ещё и шизофреничкой. Тяжело вздохнув, я открываю глаза и вздрагиваю от неожиданности. Прямо на стене напротив меня сидит Томaс. Когда-то я тоже так могла. Радует то, что я не сошла с ума, и это, действительно, он.
— Удобно? — спрашивая, вопросительно выгибаю бровь.
— Достаточно удобно. У меня хороший обзор, — усмехается он, удерживая своё тело на весу.
— И что ты хочешь, Томaс? Ты воняешь, знаешь об этом? Ты бы хоть для приличия помылся бы. От тебя несёт запахом Джули, — кривлюсь я.
— С удовольствием.