Дом Монтеану. Том 2 (СИ)

Я прекрасно помню тот момент, когда нашла Гелу в лесу. Я думала, что убила её из-за голода. Тогда отец меня наказал, запретил есть, никто меня не кормил. Он даже не допустил ко мне Рома, который пытался увидеться со мной. Но я сбежала. Я всегда идеально умела сбегать от проблем, семьи и боли. В ту ночь мне было очень больно. Стан бросил меня. Он уехал и больше не отвечал на мои письма, не поддерживал со мной связь. Он исчез, а я испытывала сильнейшее влечение к нему, отсюда и сильнейшую боль. Да, теперь я знаю, что дело было не в самом Стане, а в том, что отчасти связала себя с ним через кровь Томаса, и Стан просто не мог находиться рядом со мной. Но тогда-то я об этом даже не подозревала. Мне казалось, что Стан просто возненавидел меня за то, что он проиграл и умер, по его словам. Он предал меня и мою любовь к нему. Поэтому, увидев, прекрасную девушку в лесу, я не выдержала. Я не хотела её убивать и воскресила её. Но тогда я даже не почувствовала, что вкус, цвет и запах крови были другими. Всё было другим. Я была просто ужасно голодной, а потом безумно виноватой. Так Гела легко заполучила власть надо мной, припоминая то, что это я сделала с ней и поэтому должна помогать ей. Я помогала, ведь порой она была такой близкой мне, доброй и заботливой. Гела иногда заменяла мне мать… она зачастую заменяла мне мать, которая возненавидела Гелу с первого взгляда. Я не понимала почему, но настаивала на том, чтобы Гела оставалась вместе со мной, чтобы маме было больно. Так же больно, как она делала мне своим безразличием ко мне. Отец разрешил и стал для меня героем. Но я ничего знала обо всём, что творилось на самом деле у меня за спиной. Я закрывала глаза на измены отца и братьев с Гелой. Я вычёркивала, стирала это из своей памяти, ругая себя, что слишком много выдумываю. Вот так легко можно обманывать себя, а потом уже становится поздно что-то менять.

Хмурясь, смотрю на разрушенный склеп, пока Томас убирает камни в сторону, чтобы добраться до пола, под которым есть ещё одна дверь, ведущая вниз. Мне не хочется ему помогать. Всем сердцем я ненавижу то, что подсказала ему, где, вероятно, может быть Гела. Господи, как я ненавижу её. Ненавижу. Но Томасу важно найти мать. Она его мать. И я бы хотела возненавидеть Томаса за это, но не могу. Он не виноват в том, что у него была такая мать, как и я не виновата в том, что у меня был такой отец. Я просто не имею права перекладывать на Томаса грехи его матери.

— Я знаю, что ты не хочешь мне помогать, — произносит Томас, не поднимая головы, и отбрасывает кусок мрамора в сторону.

— Это было предсказуемо, не так ли? — кривлюсь я.

— Именно. И я не буду винить тебя, если ты вернёшься в дом и подождёшь меня там.

— Нет, — выпаливаю я.

Томас выпрямляется и, прищурившись, смотрит на меня.

— Ты боишься. Я чётко улавливаю твой страх. Чего ты боишься, Флорина? Что я оживлю Гелу, вырвав твоё сердце? Или того, что я предам тебя и брошу?

— Нет… немного, — тушуюсь я. — Просто я не понимаю, почему ты так хочешь, чтобы она была там?

— Потому что она может восполнить пробелы и рассказать нам, где найти место обращения. А сердце подойдёт любое. Абсолютно любое. Я не стану вырывать твоё сердце, Флорина. С тебя хватит проблем.

— Ну, спасибо, — бубню я. — Разве мы не можем без неё всё узнать, а?

— Нет. Мы не сможем. Когда она очнётся, ты поймёшь причины, почему я настаиваю на этом.

Насупившись, я складываю руки на груди, продолжая наблюдать за тем, как Томас расчищает пространство. Не верю, что я, вообще, в этом участвую.

Томас вытирает пот со лба, пачкаясь землёй, и выжидающе смотрит на меня.

Цокнув, я всем своим видом показываю ему, как мне претит то, что я нахожусь здесь. Подхожу к бывшему когда-то мраморному полу склепа и поднимаю его, отбрасывая назад. Грязь разлетается во все стороны и большая часть попадает на Томаса.

— Ты серьёзно? — возмущаясь, орёт он, стирая с глаз грязь. Теперь он, вообще, весь в грязи.

— Ой, мне так жаль. Я даже не подумала об этом. Мне так жаль. Прости, Томас, — притворно сожалея, прикладываю руку к груди.

Томас закатывает глаза, вытирая грязь, но всё равно вся его одежда испорчена, и ему явно понадобится долгий душ.

Нажав на металлическую длинную плитку, я выдвигаю её. Затем делаю то же самое с другой стороны.

— Подхвати, — прошу его.

Вместе с Томасом мы отодвигаем тяжёлую плиту, и вуаля.

— Ни черта себе, — шокировано шепчет Томас, заглядывая в глубокую яму, которую я построила в виде длинного и узкого колодца, где и лежат гробы по обе стороны от лестницы. — И как мы это, вообще, поднимем?

— Когда я клала их туда, то не думала, что их придётся поднимать. Этого не было в моём тайном желании в будущем. Это склеп. Обычно оттуда не достают гробы. Так что, не знаю, — пожимаю плечами. — Но там есть лестница.

— Ага, это очень поможет нам. Как ты их туда запихала так?

— Слоями. По четыре гроба на уровень.

— И ты, конечно же, не помнишь, куда сунула гробы с членами семьи Радимила?