Дом Монтеану. Том 2 (СИ)

— Не убьёт, — хмыкает победно Соломон. — У меня есть кое-что, что он хочет. Так что ему выгодна моя жизнь и мои знания. А насчёт моих слов… хм, я ошибся. Я считал его другим. Но за последнее время он стал высокомерным ублюдком. Он всегда был холодным, расчётливым и жестоким. Он у меня на глазах убивал людей и вампиров, просто чтобы повеселиться. А сейчас… он меня бесит. Мы, его подданные, перестали быть достойны хотя бы нормальной еды. Томас преследует свои цели, и я не удивлюсь, если он убьёт всех, а затем создаст новый клан. Он же уже спрашивал тебя о том, где ваши отцы обратились, так?

— Да, — киваю я, подтверждая его слова.

— Вот. Но у нас не было этой цели. Я услышал его разговор с отцом. Они планируют что-то плохое. Они хотят создать армию сильных вампиров, а остальных убить. Тебя тоже убьют. Как только ты передашь всю власть Томасу, он убьёт тебя, ты ему больше не будешь нужна.

— Я так и предполагала, — хмыкаю я.

— Но тебе не обязательно выходить за него замуж. Ему нужна власть, чтобы призвать сюда вампиров твоего клана и убить всех до последнего. Ему никто не нужен. Он собирается переписать историю и сделать себя главным в ней. Он… — Соломон затихает, и до нас где-то далеко доносится голос Радимила, зовущий сына.

— Мне надо идти. Просто подумай о том, что я тебе сказал. Я помогать тебе не буду. Каждый сам за себя, Флорина, прости. Но ты можешь уничтожить Томаса, Флорина. Можешь. Если будешь готова, то я, может быть, подскажу тебе как. Но мне нужна будет ответная помощь, — Соломон быстро исчезает, а я подавляю улыбку.

Так, дело уже сдвинулось. Ему не удалось меня обмануть. Ни его раскаянный вид, ни гадости, которые он наговорил здесь, ни злость на Томаса якобы из-за его высокомерия, да и всё остальное не изменили моего мнения о Соломоне. Я же помню, как он пинал меня, считая, что я ничего не слышу. Я знаю, что он ядовитый кусок дерьма, скользкий подонок. Но вот меня заинтересовало то, что Томас хочет. И я, вероятно, заключу с Соломоном сделку… не сегодня. Пусть думают, что я ещё слаба и не могу выбрать сторону. И для начала мне нужно кое-что проверить.

Добираюсь до своей спальни и закрываю дверь на ключ. Нахожу сейф и ввожу цифры, которые сказал Стан. Замок щёлкает и выдвигается небольшая металлическая ложечка. Я разрезаю ногтем кожу на запястье и капаю кровью. Ложечка исчезает, и появляется экран, к которому мне нужно приложить большой палец. Я прикладываю его, мой отпечаток считывается. Замираю, наблюдая, как сейф открывается. Быстро запускаю руку внутрь и нащупываю конверт и небольшой холщовый пакетик. Достаю всё, что нашла, закрываю сейф и несусь к кровати. Бросаю содержимое на покрывало, и внутри меня всё сжимается от неприятного чувства. Это письмо от Рома. Я открываю его и вглядываюсь в почерк. Это он писал. Точно. Помимо этого, есть кровавый отпечаток пальца Рома. И я всё ещё не верю. Не верю, потому что приложить палец Рома было довольно легко, ведь его тело было разорвано у меня на глазах. А подделать его почерк тоже вероятный вариант, но… я стараюсь не верить. Я прямо выдавливаю из себя это недоверие, а мои глаза мутнеют от слёз.

«Флорина.

Когда ты будешь держать его письмо, я буду уже мёртв. Я знаю, моя девочка, тебе будет больно. Ты будешь страдать и винить себя. Знаю, что, вероятно, то, что ты прочтёшь, заставит тебя ненавидеть меня. Но я всегда буду любить тебя. Ты моя старшая дочь. Моя девочка. Не вини Томаса в том, что я умер. Это была моя идея, Флорина. Для тебя это дико, и я понимаю, что ты никогда не поверила бы в такое. Но… я устал. Моё время подошло уже довольно давно, я просто слишком люблю вас со Станом и не мог бросить своих детей на съедение этим мерзким гиенам. Но теперь у вас есть ещё один защитник, и он сможет помочь вам.

Мне не хватит времени написать тебе всё, что я должен был рассказать тебе раньше, Флорина. Я надеялся, что до этого не дойдёт. Но дошло. Отчасти это всё и моя вина тоже. Я должен был остановить Русо от ошибок, но и сам их совершил. Стан отчасти знает некоторые факты про Томаса, я рассказал ему, но не называл имён. Думаю, он догадается, о ком я говорил. Но многое осталось недосказанным.