Дом на берегу

– Избавь меня Бог от женской злобы, – сказал Полпи. – Роджер больше десяти лет отслужил ей верой и правдой, и вот на тебе – уволен безо всяких объяснений, а управляющим назначен Фил Хорнуинк…

– Когда юный Уильям станет совершеннолетним, он восстановит его в должности, это уж точно, – ответил Трифренджи. – Он пошел в отца: честен и справедлив. Но что-то должно было случиться, уже с год, как я чуял это. А правда в том, что ей не хватает не только мужа, но и просто мужика, а Роджер пресытился и не желает больше ублажать ее.

– Он кормится в другом месте. – Это подал голос Джеффри Лампетоу, протиснувшийся к ним сквозь толпу. – Ходят слухи, что под его крышей появилась женщина. Ты должен знать, Трифренджи, ведь ты его сосед.

– Ничего я не знаю, – сухо ответил Трифренджи. – У Роджера свои дела, у меня свои. Но в такую суровую пору какой христианин откажет в пристанище путнику.

Лампетоу рассмеялся и подтолкнул его локтем.

– Гладко говоришь, но сути дела это не меняет, – заметил он. – Зачем леди Шампернун прибыла сюда из Трилауна, да еще по таким ужасным дорогам, если не для того, чтобы выдворить ту женщину? Я заходил в податный дом перед тобой, чтобы заплатить подать, и пока Хорнуинк занимался подсчетами, госпожа сидела в глубине комнаты. Она могла бы положить себе на лицо еще больше краски и все равно не сумела бы скрыть злобу – ей мало вышвырнуть Роджера, на этом дело не кончится. Но пока что она желает предложить черни другие развлечения. Ты останешься поглядеть на веселье?

Джулиан Полпи с отвращением покачал головой.

– Ну уж нет! С какой стати нам в Тайуордрете навязывают неведомо откуда пришедший обычай, делают из нас варваров? У леди Шампернун, должно быть, что-то не в порядке с мозгами, если она додумалась до такого. Я возвращаюсь домой.

Он развернулся и исчез в толпе, которая была сейчас довольно густой не только на вершине холма, где находился податный дом и часовня, но и на идущей под уклон дороге на Тризмилл. На всех лицах застыло выражение ожидания – смесь гадливости и радости, – и Джеффри Лампетоу, указав на них своему спутнику, снова рассмеялся.

– С мозгами у нее, может, и не все в порядке, но для очистки совести она желает принести в жертву какую-нибудь вдову – вот и нашла козла отпущения. Опять же народу забава, во время великого поста развлечений не больно-то много. А толпа обожает публичные покаяния.

Как и все остальные, он повернул голову в сторону долины, в то время как Генри Трифренджи, работая локтями, пробирался к Роджеру, стоявшему у входа в часовню, – я вплотную следовал за ним.

– Мне жаль, что с тобой так обошлись, – сказал он. – Ни благодарности, ни вознаграждения. Десять лет жизни потрачены впустую!

– Не впустую, – коротко возразил Роджер. – В июне Уильям достигнет совершеннолетия и женится. Его мать утратит всякое влияние, и монах тоже. Ты знаешь, что епископ Эксетерский окончательно удалил его из монастыря, и теперь он будет вынужден вернуться в аббатство в Анже, куда должен был отправиться еще год назад?

– Слава Богу! – воскликнул Трифренджи. – Из-за него монастырь смердит, да и весь приход. Ты только взгляни на этих людей…

Через голову Трифренджи Роджер посмотрел на алчущую зрелищ толпу.

– Как управляющий я, возможно, бывал слишком строг, но когда начинают потешаться над вдовой Роба Розгофа, стерпеть такое я не в силах, – сказал он, – Я воспротивился, и это послужило еще одной причиной для моего отстранения. Во всем виноват монах – он из кожи вон лезет, чтобы удовлетворить тщеславие госпожи и ее похоть.

Дверь в часовню отворилась, и на пороге возникла маленькая худощавая фигура Жана де Мераля. Он положил руку на плечо Роджеру.

– Прежде ты не был таким щепетильным, – сказал он. – Неужто забыл вечера в монастырских подвалах, да и в твоем собственном доме? Помнится, я учил тебя не только философии, друг мой.

– Убери руку! – грубо оборвал его Роджер. – Я порвал с тобой и твоими собратьями после того, как вы позволили юному Генри Бодругану умереть под крышей монастыря, хотя могли его спасти.

Монах улыбнулся.

– И теперь в память об усопшем ты под своей крышей дал приют женщине, нарушившей супружескую верность? – спросил он. – Мы все лицемеры, друг мой. Предупреждаю тебя, госпоже известна личность твоей странницы, отчасти из-за этого она и появилась в Тайуордрете. У нее есть кое-какие предложения к леди Изольде, но прежде нужно покончить с делом вдовы Розгофа.

– Молю Бога, чтобы когда-нибудь это грязное дело изъяли из хроники поместья, и весь позор пал бы на твою голову, – сказал Трифренджи.

– Вы забываете, что я – птица перелетная, – пробормотал монах, – и через несколько дней я расправлю крылья и улечу во Францию.

Вдруг толпа зашевелилась, и в дверях примыкавшего к часовне строения, которое Лампетоу окрестил податным домом, появился мужчина. Он был плотного телосложения, розовощекий, в руке он держал грамоту. Рядом с ним, завернутая с ног до головы в длинный плащ, стояла Джоанна Шампернун.

Мужчина, в котором я угадал нового управляющего Хорнуинка, сделал шаг вперед, к толпе, и развернул грамоту.