Дом на берегу

Слушая его, я подумал, как по-разному мы подходим к эксперименту. Его отношение было чисто научным, лишенным какой-либо эмоциональной окраски: ему было все равно, что произойдет с теми, кто участвует в его опыте, главное – успешно завершить эксперимент и доказать правильность своей гипотезы, в то время как меня полностью захватила история; люди, к которым он относился, как к старым куклам, для меня были живыми. Я представил вдруг, что этот давно разрушенный дом реконструирован из цементных, блоков, входная плата – два шиллинга, в Нижней часовне стоянка автомашин…

– Значит, Роджер никогда тебя туда не водил? – спросил я.

– В Тризмиллскую долину? Никогда, – ответил он, – я выходил из Килмарта всего один раз – в монастырь, я тебе уже об этом рассказывал. Я предпочитаю оставаться на своей территории. Когда приеду, расскажу обо всем подробно. На конец недели уезжаю в Кембридж, а ты не забудь, что суббота и воскресенье в твоем полном распоряжении и не упусти случая доставить себе удовольствие. Можешь чуть-чуть увеличить дозу – ничего страшного.

Он повесил трубку, и я, конечно, не успел спросить у него номера телефона, если вдруг мне понадобится дополнительно связаться с ним. И в ту же минуту телефон зазвонил снова. На сей раз это была Вита.

– У тебя все время занято, – сказала она. – С профессором беседовал, угадала?

– Да, а что? – ответил я.

– Еще работы подкинул? Смотри, милый, не надорвись.

Да, она явно была сегодня не в духе. Небось выместит все на мальчишках, и ничем не поможешь.

– Какие планы на сегодня? – спросил я, оставляя без внимания ее колкость.

– Мальчики собираются в бассейн к Биллу в клуб. Что еще делать? В Лондоне страшная жара. А как там у тебя?

– Все небо в тучах, – ответил я, даже не взглянув в окно. – Циклон движется через Атлантику и ночью достигнет Корнуолла.

– Звучит заманчиво. Надеюсь, твоя миссис Коллинз уже заканчивает проветривать постели.

– Не волнуйся, все будет в порядке, – заверил я ее. – Она очень обязательный человек. Я договорился насчет парусной лодки на следующую неделю – целая яхта, и ее хозяин сам нас повезет. Надеюсь, мальчики будут довольны.

– А их мамочка?

– И мамочка тоже, если только запасется таблетками от морской болезни. И потом тут недалеко за утесами хороший пляж – всего-то пройти два поля и спуститься вниз. Не бойся, быков нет.

– Дорогой, – язвительный тон сменился на милостивый или, во всяком случае, стал гораздо мягче. – Надеюсь, ты все-таки хочешь, чтобы мы приехали.

– Конечно, – сказал я. – Что ты такое говоришь? – Я никогда не знаю, чего ожидать, после того как ты пообщаешься со своим профессором. Когда он рядом, это как проклятье… А вот и мальчики, – продолжала она совсем другим голосом. – Они хотят поздороваться с тобой.

Голоса моих пасынков, как и их лица, невозможно было различить, хотя Тедди было двенадцать, а Микки десять. Все говорили, что они похожи на отца, погибшего в авиакатастрофе за два года до нашего с Витой знакомства. Судя по фотографии, которую они повсюду таскали с собой, это действительно так. У него – и у них – был классический тевтонский череп под коротко стрижеными волосами, как у многих молодых американцев.

Голубые простодушные глаза, широкое лицо. Симпатичные ребята. Но я спокойно мог бы прожить и без них.

– Хай, Дик, – сказали они по очереди.

– Хай, – повторил я это их американское приветствие, настолько же чуждое моему уху, как если бы они говорили на каком-нибудь африканском диалекте.

– Как дела? – спросил я.

– Нормально, – ответил один.

Наступила долгая пауза. Они никак не могли придумать, что бы еще сказать. Я тоже.

– Я вас жду. На следующей неделе увидимся, – сказал я.

Я слышал, как они долго перешептывались на другом конце провода, затем трубку снова взяла Вита.

– Им не терпится искупаться. Нужно идти. Береги себя, дорогой, и, пожалуйста, не очень переутомляйся.

Я пошел в летнюю беседку, которую построила еще мать Магнуса, и стал смотреть на залив. Здесь было просто замечательно: тихо, спокойно – беседка была защищена от всех ветров, кроме юго-западного. Я подумал, что с удовольствием провел бы здесь все лето, если бы только удалось отвертеться от игры в крикет с мальчиками. Они обязательно притащат с собой все необходимое для игры: стойки, биты и мяч, который бесконечно будет улетать через стену в поле. «Теперь твоя очередь бежать за ним!» «Нет, твоя, нет, твоя!»

Затем из-за кустов гортензии раздастся голос Виты: «Тише, тише! Будете ссориться, не разрешу больше играть в крикет. Так и знайте». И в конце – обязательно призыв ко мне: «Дорогой, ну сделай же что-нибудь. Ты ведь у нас единственный мужчина».