Дом на берегу ночи

— Доставай, что у нас там есть… Коньяк, мартини… Господи, неужели все кончилось? Люба, я не понимаю, что со мной стало? И дело не только в завещании… Знаешь, я так боялась похорон, всей этой церемонии, этих взглядов… Да и Виктора в гробу не хотела видеть, думала, что не выдержу, что сердце разорвется… Ведь я до последней минуты любила его. И заботилась, как могла. Понимала, что он не любит меня, что у него другие женщины, что он элементарно не уважает меня! Знала, что за моей спиной все смеются, не понимая, почему я не развожусь с ним… Все это так унизительно, Люба! Но как им всем было объяснить, что я просто считала его родным человеком.

Деньги… Да, конечно, деньги играют в нашей жизни огромную роль. Но ведь я полностью отрабатывала их, помогая ему в выборных кампаниях, играя роль счастливой жены… К тому же Власов не сразу стал мэром, он жил насыщенной жизнью, много работал, но я-то всегда была рядом с ним, я ему помогала. Мы были молоды, и мы вместе все это зарабатывали. И я все бы ему так и прощала, и по-прежнему посылала бы в Сосновку пироги, зная, что он их или выбросит, или будет есть в компании какой-нибудь молодой и красивой шлюхи! Да все простила бы, кроме… убийства… Наливай!

— Значит, так, Любаша! Власова нет, мы его завтра похороним. По сути, он ведь и не убийца. Поскольку он ее просто оттолкнул от себя, она упала, ударилась и, скорее всего, потеряла сознание.

— Вы не представляете себе, Оксана Дмитриевна, что я пережила в эти минуты… И как это я еще не вскричала?!

— Тебя бог спас. Закричала бы — выдала себя. Они бы поняли, что ты дома… Ты пойми, Любаша, нет ничего в этой жизни случайного. Вот разве мог кто-нибудь из них предположить, что мы узнаем обо всем этом? Они думали, что вдвоем в доме, что ты уехала в город… Откуда им было знать, что у тебя поднялась температура и ты спала в своей комнате? Значит, так богу было угодно.

— Он, Виктор Владимирович, только головой так мотнул, — Люба повторила движение Власова, взглядом показавшего Павлу, на лежащий на столе кухонный нож, — и все! Больше он как бы ничего и не делал. Здесь, вот на этом столе, ананас лежал, и Павел все пытался его разрезать, матерился сильно…

— Да-да, ты рассказывала… — Оксана Дмитриевна сильно опьянела. Она теперь полулежала на диване с бокалом мартини, и вся комната кружилась у нее перед глазами, как если бы диван был частью карусели, вместо лошадки или слоника. — Коньяк не надо было пить, следовало ограничиться одним мартини… И что было дальше? Неужели этот жест, это движение головой он, мой муж, производил и раньше, и Павел знал, что оно означает? Неужели, Люба, мой Витюша и прежде отдавал такие вот команды, мол, «убрать это»! Как будто эта девочка была каким-то мусором! Отработанным материалом! А ведь она была просто запутавшаяся в этой жизни девочка, которой, быть может, просто льстило, что за ней ухаживает сам Власов, мэр города! Что он дарит ей подарки, а он это умел делать, он щедрый. Я знаю… Причем он любит делать подарки, вернее, любил… — Оксана громко икнула, вздохнула и залпом допила мартини. — Он был очень изобретательным в этом плане, вечно придумывал какие-то сюрпризы… Все это делалось под настроение, конечно, когда он был влюблен… Знаю, что он и секретаршам своим делал сумасшедшие подарки, думаю, что они благодарили его по-своему… Любвеобильный был мужчина… Люба, ты чего молчишь? Что дальше-то было?

— Я видела его со спины, Павла… Он взял нож, знаете, такой, японский, ему друг прислал, острейший… Я видела, как он два раза дернулся, наклонившись над Ликой. Она, бедняжка, ничего не чувствовала, была, как вы правильно говорите, без сознания. Потом Павел поднялся, взял кухонное полотенце и вытер нож. Полотенце стало красным. «Крови много…» — сказал Виктор Владимирович.

Люба плеснула себе коньяку и выпила:

— Оксана Дмитриевна, зачем вы хотите, чтобы я еще раз вам все это рассказывала?

— Мне хочется его ненавидеть, Люба. Потому что он — чудовище! И у меня в голове не укладывается, как он мог позволить убить эту девочку! За что?

— За то, что она грозилась рассказать все Гарину, журналистам, вам… Она была беременна… Она просила денег, чтобы он отпустил ее, она хотела уехать с сестрой в Москву, начать жизнь как бы с чистого листа…

— А получилось с красного от крови листа… И что было потом? Павел принес мое белое покрывало и завернул Лику как вещь?

— Оксана Дмитриевна, вам уже хватит… Пойдемте, я уложу вас спать. Завтра у нас трудный день…

— Да погоди ты меня спать укладывать! — вскричала Оксана и попыталась встать. — Мы должны сделать так, чтобы Павла наказали. Понимаешь? Пусть он клянется в суде, что он никого не убивал, пусть все сваливает на Виктора… Но исполнитель-то он! И труп отвез тоже он! Ты же сама видела, как он грузил его в машину…