Дом на берегу: очерки

— Андрей, — сказал Юрий Семенович, — послушайте, Андрей, удивит ли вас вот такая мысль… — Он помолчал, прищурился на солнце. — Мне думается, что в производственных бригадах главного конвейера должность мастера не нужна, так как с его обязанностями вполне может справиться бригадир… Что вы скажете в ответ на это? — Юрий Семенович увидел такие же удивленные глаза, какие были у жены.

— Не нужна должность мастера? — тоже повторил Папуля. — Вы говорите, должность мастера не нужна…

Юрий Семенович улыбнулся.

— А вы не заметили, Андрей, — негромко сказал он, — что в течение последней недели я не дал ни единого распоряжения, ни разу не вмешался в дела бригады, а просто просидел шесть дней на дерматиновом диване… Ну-ка, вспомните события этой недели! Слышали ли вы от меня хоть одно указующее слово? И видели ли вы, чтобы я хоть раз улыбнулся?.. Нет, нет, про улыбку я говорю к тому, чтобы вы поняли — мне не до улыбок…

Теперь на мастера смотрели серьезные, задумчивые, напряженные глаза. Папуля, то бишь Андрей Андреевич Зубков, думал о словах мастера…

Возможно, ставить вопрос — нужна ли должность мастера в производственных бригадах главного конвейера — преждевременно. Вопрос этот не простой и требует всестороннего рассмотрения. Наверное, многое зависит от самой фигуры мастера, от отношений, в которые он ставит себя с людьми, от задач производства и многого другого.

Письмо четвертое «ЭРГОНОМИКИ»

1

Этот человек никогда не будет полным; поджарый, с горящими глазами, стремительный, с растянутыми в улыбке губами, он за день появляется в десятке мест. Минуту назад Виктора Степановича Мацука видели на главном конвейере, через полчаса он сидит на профсоюзном заседании, а вот уже полный идей и нетерпения делает два дела — разговаривает по-итальянски (не очень уверенно) с фиатовским специалистом и диктует машинистке теоретическую часть доклада, цитируя наизусть целые куски из малоизвестных широкому читателю изданий.

Виктор Степанович Мацук родился под Киевом, в его речи без акцента все-таки слышна украинская мягкость, поэтому, согласно утверждению чеховского Беликова, представляется, что «малороссийский язык по звучности напоминает греческий». Улыбка у Мацука открытая, говорит он складно, его рассказ увлекает сразу, так как говорит Виктор Степанович о делах необычных, неординарных, новых даже для специалиста широкого профиля. И лаборатория, которой он заведует, носит экстравагантное название — на одном из участков главного конвейера видна на белой двери загадочная табличка «Лаборатория эргономики». Что за эргономика? С чем ее едят?

Перед дверью кипят страсти — работает главный конвейер, один из самых производительных в мире, мчатся «Жигули» — пикапы, автопогрузчики и черные машины руководящих товарищей; иногда медленно проходят автобусы с туристами, которым теперь завод показывают только из окна машины; главный конвейер струится в три могучих полноводных ручья, на глазах у пораженного наблюдателя каждые 42 секунды сходит с конвейера готовый автомобиль; два конвейерных километра автомобиль сопровождают спокойно работающие люди в спецовках с эмблемой на груди — ладья с туго надутым парусом.

Первый разговор с Виктором Степановичем Мацуком скучноват. Дверь кабинета начальника лаборатории эргономики заперта, слышно, как стучит машинка секретарши, как погуживает главный конвейер… Так с чем же ее едят, эту самую эргономику?

— Объектом изучения эргономики является трудовая деятельность человека, а предметом исследования — система: человек, орудия труда, производственная среда, — мягко, напевно, но соответственно моменту серьезно рассказывает начальник лаборатории. — Эргономика изучает функциональные возможности и особенности человека в трудовых процессах с целью создания таких условий, которые делают труд человека высокопроизводительным и вместе с тем способствуют его всестороннему духовному и физическому развитию…

Он говорит в такой манере, наверное, оттого, что сотни раз повторял в статьях и докладах эти слова, объясняя неразумеющим предмет своего увлечения. Однако, как и следовало ожидать от человека страстного темперамента, через полминуты Виктор Степанович переходит на человеческий язык. Он умудряется расхаживать по тесной комнатенке, не умеющий долго сидеть на одном месте, обильно жестикулирует.

— Вот вы говорите машины, научно-техническая революция, стремительное наступление будущего, — восклицает он, — а опыт высокоразвитого производства показал необычное… — Он загадочно прищуривается. — Как это ни парадоксально, во время свершения научно-технической революции человек не мельчает, не заслоняется машиной, а, наоборот, значительно заметнее и впечатляюще, чем в прошлом, выходит на первый план, занимает место у самой рампы, где его обильно поливают светом мощные «юпитеры»… А?! Каково? У рампы ныне человек… Человек, живой человек — с мускулами, нервами, любопытными глазами, огромной жаждой поспеть за событиями…

Начальник лаборатории с каждой секундой веселеет.