Дом на берегу: очерки

После двенадцатого апреля 1961 года в парке произошло самое памятное событие — появилась деревянная скульптура, прославляющая человека, который первым в мире преодолел земное тяготение. Это был гражданин Союза Советских Социалистических Республик Юрий Алексеевич Гагарин. К нему были обращены мысли и взоры всего человечества, и ничего случайного не было в том, что итальянский художник Тите Бресане прислал в «Литературную газету» снимок своего рисунка, посвященного историческому подвигу советского звездопроходца. Это была мадонна с младенцем, заключенные в сложную форму параболической кривой. Проще это выглядит так: обыкновенная цифра 8 положена набок, и теперь это уже математический знак бесконечности, в данном случае — Вселенной, жизни, существования человечества.

Игорь Жданов и Виктор Михайлов взволнованно молчали, когда Валентин Динабургский показал фотографию работы Бресане. Для них не было вопроса: да или нет? Их интересовало, как воссоздать из дерева скульптуру мадонны? Пять лет понадобилось, чтобы тысяча эскизов, набросков и чертежей начали превращаться в огромную скульптуру. Из земли винтообразно выходил трехгранный косоугольник, вершина которого венчалась как бы поставленной на попа цифрой 8 с мадонной и ребенком, слегка, для лучшего обзора с земли, развернутой относительно своей оси. Это и была «Брянская мадонна», получившая мировую известность, которая началась с паломничества граждан Брянска. Люди шли к скульптуре так густо, что возникла опасность гибели всего газона и пришлось срочно проложить к «Мадонне» дорожку и заасфальтировать вокруг нее смотровую площадку. Существует прекрасная фотография — возле «Брянской мадонны» стоит улыбающийся Юрий Гагарин. Этого человека никогда не забудет история, и знак бесконечности тому подтверждение.

И потекли опять, казалось бы, хорошие годы: создавались новые скульптуры, писались стихи, почта приносила письма и толстые бандероли. О спасенных от гибели деревьях руками искусства писали все центральные советские газеты, газеты социалистических стран, появились фотографии и публикации в Америке, Франции, Англии и других капиталистических странах. Появились и подражатели: парк «Поляна сказок» в Крыму, парк имени Вити Черевичкина в Ростове-на-Дону и так далее. Да, известность была, были и лавры, но ведь и розы оснащены шипами. С каждым годом Валентин Давыдович Динабургский чувствовал все большее беспокойство, перо ученической ручки выводило: «Мы покорили космос, Земли тяготение осилив, но косность людскую с корнем вырвать еще не в силах…»

Время показало, что в условиях среднерусского, довольно влажного климата деревянные скульптуры под открытым небом, увы, недолговечны. Те из них, которым уже более двенадцати лет, «чувствуют себя неважно». Есть десятки предложений, как спасти великие ценности, но все пожелания пока остаются наукообразными фразами на хорошей бумаге… И опять в тревоге мерит почти двухметровыми шагами аллеи парка Валентин Давыдович Динабургский, нашептывает то грустные, то полные надежды стихотворные строки. Похожий на снявшего боевые доспехи Дон-Кихота, директор парка не сдается — посмотрите, какие у него глаза. Прищуренные, артиллерийские…

ТЕЧЕТ РЕКА ВОЛГА…

Анкетные данные

.

Грустливый Николай Сергеевич, год рождения 1914, мастер-ювелир Красносельского завода Костромской области, четверо детей, жена Ксения Матвеевна — ювелир.

Родословная

.

С прапрадеда, как в роду рассказывают, стали мы Грустливыми, а какую фамилию раньше носили — совсем забылось, хотя род наш второй век ювелирными делами славится. Такая байка до меня дошла: будто призывает прапрадеда барин, наводит на него строгие очи и спрашивает: «Чего же ты такой грустный, Влас? Аль тебе за своим барином плохо живется? Отвечай, пес смердящий!» Ну прапрадед будто бы и ответил: «Есть у меня улыбка, барин. Только ее тебе не увидать: она моему рукомеслу предназначена. И не пес я смердящий, а ювелирных дел мастер, от которого твоя слава, барин, идет!» Секли прапрадеда на конюшне или не секли — тоже неизвестно, но пошли с тех пор Грустливые ювелирных дел мастера. Правда, род мой в самом деле на улыбку скуп был, а вот прадед мой Семен Власович — я его помню — такие слова сказал, которые в памяти на всю жизнь гвоздем застряли: «Если человек на мир, то есть народ, работает, он строгой и правильной жизни должен придерживаться!» Таким человеком и был Александр Семенович, мой дед. Нетороплив в жизни и в ремесле несуетен, неправды не терпел, к людям был добр, хотя улыбки зря не раздаривал. Учеников держал в строгости, но большими людьми делал. Дед и сына своего, то есть моего отца Сергея Александровича, всем тайнам ювелирного дела обучил и, мало того, заветные слова нашего мастерского рода Грустливых мертво-намертво закрепил в душе. Какие это слова, потом скажу, — мне трудно и долго их высокий смысл постигать пришлось.

Родина

.