Дом на болотах

– У тебя чудная фигура, Розмари, милая, ты будешь дивно выглядеть. Я точно знаю. И подумай о стрижке. Сможешь носить распущенные волосы. – Она взяла одну из моих косичек и покрутила ее между пальцами. – Такой чудный цвет, но, пойми, ты подчеркнешь лицо, если подстрижешься и избавишься от этих детских косичек.

Как я хотела искупаться с Хильди и Фрэнком! Но сама мысль о том, что отец позволит мне расхаживать на людях с голым телом, была смехотворна.

– У нее необычный для английской девушки цвет кожи и волос, как думаешь? – обратилась Хильди к Фрэнку.

Он прищурился, склонил голову набок, оценивая меня. Я покраснела.

– Не можем же мы называть ее Розмари, это слишком старообразно, – сказал он. – Давай звать ее Рози в честь ее розовых щек.

От этого я покраснела еще сильнее.

Потом мы с Хильди лежали на песке, позволяя солнцу греть нам ступни; она закатала брюки, я подоткнула юбку выше лодыжек. Фрэнк сидел рядом, курил, и, думая, что он не смотрит, я украдкой взглянула на него. Хильди тихонько засопела, ее аккуратная грудь вздымалась и опускалась.

– Чем ты занимаешься в Лондоне, Фрэнк? – спросила я, расхрабрившись от морского воздуха.

Он посмотрел на меня сверху и выдохнул дым через нос.

– Чем занимаюсь? Да ничем особо важным, милая Рози. Мама хочет, чтобы я сделал что-то хорошее. Отец хочет, чтобы я приносил пользу. – Он произнес это с крайним презрением. – Он же приносил. И мой старший брат. Армия, все такое. Война. Я это, конечно, не застал.

– У тебя был брат?

– Два. Мы с Хильди – дети от второго брака отца. Остальных давно нет.

– Ой, – сказала я, как дурочка, не в силах придумать, что добавить, пытаясь понять, сколько же полковнику лет.

– Но я ни в чем никогда не был хорош, – продолжал Фрэнк. – Отец думает выдвигаться в парламент, знаешь ли. Хочет, чтобы я ему помогал. Только я ничего хуже и представить не могу.

Меня это озадачило. Я не понимала, как можно вообще ничем в жизни не заниматься.

Но разве ты не хочешь что-то делать? – Я знала, что ему не приходится зарабатывать на жизнь, как моему отцу, который вечно беспокоился о деньгах, как все в деревне и ее окрестностях, но мне казалось, что это так невыносимо скучно.

Он рассмеялся.

– Я помогу отцу с кампанией, раз он считает, что я должен, но люди, которые у нас бывают, так унылы, что это будет нелегко выдержать. Они ужасающе серьезны, а я, боюсь, так и не смог взрастить в себе интерес к чему-то, кроме спорта. Правда, думаю, твой отец к нам примкнет.

– К чему примкнет?

– К партии. – Он выдохнул в мою сторону струю дыма, и я закашлялась.

Фрэнк потянулся, взъерошил мне волосы, и я почувствовала, как кожу у меня на голове закололо.

– Ты скоро все сама увидишь, милая Рози. Отец устраивает для них в Усадьбе грандиозную вечеринку в конце лета, и твой отец приглашен. Полагаю, он тебя возьмет. Хильди будет на этом настаивать. И я тоже.

Тут он склонился и поцеловал меня в губы. Невинный поцелуй, просто прикосновение, но тем не менее вкус его сигареты, тепло его дыхания, морской ветерок у меня на коже слились в чудо. Я была так поражена, что отшатнулась и врезалась в бедную Хильди, спавшую у меня за спиной, – она зевнула и потянулась. Фрэнк встретился со мной взглядом, улыбнулся, широко раскрыв глаза, и приложил палец к губам (к губам, которые коснулись моих!).

– Боже, сколько же я проспала? – спросила Хильди. – Умираю с голода. Безусловно, пора пить чай.

И мы пошли обратно по набережной к машине, Фрэнк крутил в руке ракушку, его длинные пальцы гладили ее края и шелковистое нутро.

– Какая красивая, – сказала я.

– Она? – Он поднял руку, словно и не думал о ракушке. – Держи, это тебе.

Я робко улыбнулась и сразу спрятала ракушку в карман платья.

Добравшись домой, мы с отцом поужинали салатом и холодным пирогом с яйцом, которые нам оставила на столе Фейрбразер. Я скормила половину Уте, потому что без меня ее обижали. Долли, поденщица, давала ей вкусненького, если набиралась смелости, но Фейрбразер всегда говорила, что собаку мы испортили.

Тебе пойдет на пользу общение с людьми вроде Лафферти, Розмари, – заметил отец, и меня бросило в жар, хотя в его словах не было ничего дурного. – Леди Лафферти просила меня пригласить тебя на собрание, которое они устраивают для каких-то важных людей из Лондона, и я от твоего имени отказался, сказал, что ты – девочка наивная, выросла без матери и не привыкла к обществу.

– Отец, – начала я, пылая от негодования, – я не наивная!

Но отец улыбнулся мне одной из редких своих улыбок – больше она походила на гримасу, но все-таки была своего рода улыбкой, – поднял руку и сказал:

– Отставить атаку, дитя. Она решительно настаивала на твоем участии, и я уступил. Но ты должна вести себя как леди, Розмари, а не как дикарка, что у тебя вошло в привычку.

– Я буду! – воскликнула я и вскочила, чтобы обнять отца, но он меня оттолкнул.