Некоторое время я просто стоял, пытаясь обдумать возникшую проблему. В свое время — не знаю, сколько тысяч лет назад, — я в какой-то мере достиг спокойствия, достаточного, чтобы не обращать внимания на то, что происходит вокруг.
Теперь я увидел, как продолговатый холмик осыпался, стал того же уровня, что и остальной слой пыли. И новые неуловимые частицы легли поверх могильного праха, перемолотого вечностью. Я долго стоял, отвернувшись от окна, а когда пришел в себя, мир ушел еще на века в будущее.
Осмотревшись, я заметил, что время произвело свою разрушительную работу даже в этом древнем загадочном здании. То, что дом простоял все это время, на мой взгляд, доказывало, что он отличается от всех других строений. Странно, что я прежде не задумывался о его разрушении: ведь такого длительного периода было бы достаточно, чтобы обратить в пыль камни, из которых он сооружен. Впрочем, и он, несомненно, разрушался: штукатурка со стен осыпалась, а деревянная отделка исчезла на много веков раньше.
Пока я предавался раздумьям, одно из ромбовидных стекол выпало из оконного переплета и с мягким стуком упало на подоконник позади меня, подняв легкое облачко пыли. Повернув голову, я заметил свет в щели между камнями в кладке наружной стены. Очевидно, вывалилась скреплявшая их известь…
Немного погодя я снова выглянул в окно и обнаружил, что скорость времени стала беспредельной. Боковая дрожь солнечного потока была настолько быстрой, что танцующий полукруг пламени поглощался и исчезал в широкой полосе огня, покрывавшей половину южного неба с востока до запада.
Я перевел взгляд на сады. Они представлялись неясным пятном грязноватого бледно-зеленого цвета. Мне показалось, они стали выше, чем в былые дни, подобрались ближе к окну, разрослись, но по-прежнему находились далеко подо мной, потому что скала над входом в яму, на которой стоял дом, выгнулась более крутой дугой.
Потом я заметил изменение окраски садов. Бледный грязно-зеленый становился все бледнее, пока не превратился в белый. Наконец, спустя долгое время, сады стали серовато-белыми и оставались такими долго. Потом серый начал выцветать, как прежде зеленый, и все стало мертвенно-белым. Этот цвет так и остался постоянным, неизменным. В конце концов я понял, что на всю северную часть мира лег снег.
И так миллионы лет время летело вперед сквозь вечность к концу — к концу, о котором в давние земные дни я отвлеченно и лениво размышлял. А теперь он приближался с такой скоростью, какой никто не мог себе представить.
Поняв это, я испытал живейшее, хотя и нездоровое любопытство относительно того, что случится, когда наступит конец, — но, как ни удивительно, не мог ничего вообразить.
Разрушение дома продолжалось. Несколько остававшихся стекол давно вывалились, и время от времени мягкий стук и маленькое облачко поднявшейся пыли свидетельствовали о том, что выпал еще один камень кладки или кусок извести.
Я снова смотрел вниз, на туманный белесый пейзаж. Иногда взгляд мой возвращался к горящей полосе тусклого пламени, в которую превратилось — и спряталось в ней — солнце. Время от времени я оглядывался назад, в сгущавшуюся тьму большой безмолвной комнаты с вековым ковром пыли…
Так я, охваченный усталостью, в изумлении наблюдал за миром в течение летящих веков, все больше запутываясь в изнуряющих душу думах.
Замедление вращения
Быть может, прошел миллион лет, когда я заметил, что широкая огненная полоса, освещающая мир…
Через еще один немыслимо длительный промежуток времени все громадное пламя приобрело глубокий медный цвет, постепенно потемневший до медно-красного, к которому теперь примешивался глубокий тяжелый пурпурный оттенок со странным кровавым отблеском.
Хотя свет потускнел, я мог различить, что скорость солнца не уменьшилась. Оно все еще неслось в ослепительной вуали.
Мир, насколько я мог его видеть, был покрыт ужасной мрачной тенью — похоже, в самом деле приближался последний его день.
Солнце умирало, в этом можно было не сомневаться, но Земля все еще вращалась и летела сквозь пространство и сквозь века. Помню, что тут я впал в замешательство. Впоследствии я понял, что мысленно погрузился в странный хаос фрагментов современных теорий и древней библейской истории о конце света.
Затем впервые у меня мелькнуло воспоминание о том, как Солнце с системой своих планет неслось сквозь пространство с невероятной скоростью. Сразу же возник вопрос: куда? Я очень долго раздумывал над этим, но в конце концов, поняв тщету своих попыток, стал думать о другом. Меня интересовало, сколько еще может выстоять этот дом, и я спрашивал себя, неужели я обречен остаться бестелесным и быть на земле во время тьмы, — я знал, что она наступает. Потом снова стал размышлять о возможном направлении передвижения Солнца сквозь космические пространства. Так прошло неизмеримо долгое время.