Дом на краю света

Позже, уже уложив Ребекку спать, мы смотрим телевизор: больше, если у вас ребенок, за городом по вечерам делать нечего. Мы лежим на большой кровати, обложенные попкорном, банками с пивом и кока-колой. Спальни наверху — маленькие и темные. Их потолки повторяют изгибы крыши. Средства прошлых владельцев, тех, кто обклеил гостиную обоями с орлами и развесил шкафчики в испанском стиле, по-видимому, окончательно иссякли где-то на уровне лестницы. Здесь, наверху, еще более убого. На выцветших обоях хищного вида цветы, на окнах жалюзи на потертых шнурах цвета крепкого чая. Клэр переключает каналы. У нас здесь кабель — мощнейший магнит, улавливающий все сигналы, незримо пролетающие над нашими головами. Так что в добавление к обычным программам мы можем смотреть эротические шоу Нью-Йорка, мексиканские мыльные оперы и сюжеты с ликующими японками, демонстрирующими очередные технические изобретения, столь сложные, что обычному человеку оценить их преимущества просто невозможно. Иногда мы случайно попадаем на дрожащий снежный канал, в котором есть нечто почти пугающее — какие-то призрачные мужские и женские фигуры бредут, просто бредут по бесконечному пустому полю. Может быть, это передача из другого мира, что-то, чего нам на самом деле не положено видеть.

— Сто двадцать каналов, а смотреть все равно нечего, — говорит Клэр.

— Нечего смотреть — давайте трахаться, — предлагает Джонатан. Клэр поднимает брови и пристально смотрит на него темным взглядом.

— Только без меня, — говорит она.

Джонатан наваливается на нее и изображает неистовое, кроликоподобное совокупление.

— Ооо… Ооо… Ооо, — стонет он.

— Отстань, — говорит Клэр. — Убери руки. Серьезно. Прыгай на Бобби.

— Ооо, — стонет Джонатан.

— Бобби, скажи ему, чтобы он отстал, — говорит она. Я беспомощно пожимаю плечами.

— Я закричу, — говорит она. — Я вызову полицию.

— И что же ты им скажешь? — интересуется Джонатан.

— Что меня захватили и насильно удерживают двое мужчин. С целью размножения. Я скажу, что они заставляют меня жить в вечном 1969-м.

— Ты уже родила, — говорит Джонатан. — Если бы наша цель сводилась только к этому, мы бы тебя давно отпустили.

— Ребекке по-прежнему нужно молоко, — отзывается Клэр. — А дому — хозяйка. Разве не так?

Джонатан какое-то время размышляет над ее ответом.

— Не… не так, — говорит он наконец. — Можешь быть свободна. Он откатывается от нее и берет пульт дистанционного управления.

— Давайте посмотрим, может, с Юпитера передают что-нибудь стоящее, — говорит он.

— Если я уйду, — говорит Клэр, — я заберу ребенка.

— Нет, не заберешь, — отвечает он. И только потом спохватывается, что ему следовало бы произнести эти слова другим тоном. — Она не только твоя. Она принадлежит нам всем, — говорит он более мягко.

Клэр откидывается назад и поворачивает голову ко мне.

— Бобби!

— А?

— Мне бы хотелось раскрыть секрет твоего олимпийского спокойствия. Вот мы, являя собой весьма странную и не слишком ортодоксальную семейку, сидим в этом доме, который того гляди развалится; мы с Джонатаном спорим, кому принадлежит мой ребенок…

— Наш ребенок, — говорит Джонатан. — Серьезно, Клэр, это уже не смешно.

— Так вот, мы спорим, кому принадлежит наш ребенок, а тебе хоть бы хны, ты невозмутим, как Дагвуд Бамстед.[50] Иногда мне кажется: если что и прилетело к нам с Юпитера, так это как раз ты.

— Вполне возможно, — говорю я. — Во всяком случае, я ничего особо странного тут не нахожу.

Она переводит взгляд на потолок; ее глаза расширяются, превращаясь в два черных диска.

— Я, конечно, сразу должна была догадаться, — говорит она, — как только увидела тебя с этим гнездом на голове и в джинсах «Кельвин Кляйн». Ведь ты же потом буквально за сутки превратился в человека из Ист-Виллидж. Смешно. Оказывается, это мы с Джонатаном консерваторы. Это нам, когда мы заглядываем в зеркало, требуется более-менее точно знать, что мы там увидим. А тебе все нипочем. Ты можешь делать все что угодно.

— Нет, — отвечаю я ей. — Не могу.

— Да? Ну назови что-нибудь, чего бы ты не сделал.

— Ну, например, я не стал бы жить один. Ты знаешь, что я никогда не жил один. — Ага, — говорит она. — Значит, тебе нужна компания, так? Ты просто мимикрируешь под окружающих. Как же я раньше не догадалась?! Живя с родителями Джонатана, ты был огайским пай-мальчиком, живя в Ист-Виллидж, ты был хладнокровным парнем, а теперь ты этакий славный папа-хиппи. Ты просто предлагаешь людям то, чего они от тебя ждут. Так, да?

— Не знаю, — отвечаю я.

Есть вещи, которые мне трудно ей объяснить, я просто не знаю как. Я связан и с живыми и с мертвыми. Я живу не только для себя, не только за себя одного.

— Клэр, — говорит Джонатан с другого края кровати. — Что это ты вдруг превратилась в Нэнси Дрю от психоанализа? Или ты всерьез думаешь объяснить всего Бобби в нескольких фразах?

— В этой жизни, — говорит она, — мы так и движемся: от фразы к фразе.

Я подползаю поближе к Клэр и глажу ее по волосам. Я пытаюсь поцеловать ее в беспокойные губы.

— О, мальчики, мальчики, — говорит она, отстраняясь. — Какая мы все-таки странная команда! Какая странная!