Дом на краю

Крестьяне, обитающие в этих диких местах, считают меня сумасшедшим. Ибо у меня с ними нет ничего общего. Я живу один, со своей старенькой сестрой, которая ведет хозяйство. Мы не держим слуг, я их терпеть не могу. У меня один друг, пес. Да, я предпочту старого Пеппера всему живому. Он, по крайней мере, понимает меня, и у него хватает ума не приставать ко мне, когда я в мрачном настроении.

Я решил вести что-то вроде дневника. Возможно, в нем я сумею записать мысли и чувства, которыми ни с кем не могу поделиться. Кроме этого, мне хочется описать странные явления, которые я видел и слышал за долгие годы одиночества в этом древнем таинственном Доме.

Об этом доме уже несколько столетий шла худая слава, и до того, как я его купил, лет восемьдесят здесь никто не жил. Дом достался мне за совсем малую цену — до смешного малую.

Я не суеверен, но не стану отрицать, что в этом старом Доме происходят вещи, которых я не в силах объяснить, поэтому, дабы обрести душевное равновесие, мне нужно описать их как можно лучше. Хотя, если дневник попадет кому-нибудь в руки после моей смерти, те, кто прочтет его, покачают головами и лишний раз убедятся в моем безумии.

До чего стар этот дом! Хотя его древность, наверное, поражает меньше, чем причудливость его архитектуры, до крайности любопытной и фантастичной. Наверху — шпили, очертаниями напоминающие языки пламени, и небольшие круглые башни, да и основное здание тоже круглое.

Среди деревенских жителей ходит старинная легенда, что этот дом построен дьяволом. Что ж, может быть и так. Я не знал, да и не интересовался тем, сколько в этой истории правды, хотя возможно, именно поэтому дом достался мне так дешево.

Я прожил здесь лет десять, прежде чем увидел достаточно, чтобы сколько-то поверить в распространенные в округе слухи об этом доме. Действительно, не меньше дюжины раз я сталкивался с тем, что приводило меня в замешательство. Время шло, я старел и с годами стал все чаще ощущать чье-то невидимое, но несомненное присутствие в этих пустых комнатах и коридорах. Это случалось задолго до того, как мне пришлось столкнуться с явными проявлениями того, что называют «сверхъестественным».

Речь пойдет не о хэллоуине. Если бы я рассказывал историю, желая развлечь слушателя, мне следовало бы назвать датой случившегося именно эту ночь из ночей, но это правдивая запись моего собственного опыта, я не стал бы водить пером по бумаге ради чьей-то забавы. Нет. Это случилось после полуночи двадцать первого января. Я, по обыкновению, читал в кабинете. Пеппер спал рядом с моим стулом.

Вдруг пламя обеих горящих свечей уменьшилось, а потом засияло призрачным зеленым светом. Я быстро поднял глаза и увидел, что пламя становится тусклокрасным, и вся погруженная в сумрак комната начинает рдеть странным мрачным алым светом, отчего тени стульев и столов делаются чернее и глубже, а те места, куда падает свет, кажутся залитыми светящейся кровью.

С пола послышалось слабое поскуливание, что-то прижалось к моим ногам. Это Пеппер спрятался у меня под халатом. Пеппер, неизменно храбрый как лев!

Поведение пса, я думаю, положило начало первому приступу настоящего страха. Я сильно испугался, когда свечи загорелись сначала зеленым, затем красным огнем, но тут же решил, что в комнату проник какой-то вредоносный газ. Однако уже в следующее мгновение понял, что это не так: свечи горели ровно и не гасли, что непременно произошло бы при движении воздуха.

Я не шевелился. Мне определенно было страшно, но я решил, что лучше подождать. С минуту я с беспокойством оглядывал комнату. Потом заметил, что свет потихоньку стал угасать, и вот уже пламя превратилось в крошечные точки красного огня, тлеющие в темноте, как рубины. Я продолжал сидеть и наблюдать, мною овладело какое-то сонное безразличие, а страх исчез.

В дальнем конце просторной старинной комнаты я заметил слабое свечение. Оно постепенно нарастало, наполняя комнату трепещущими вспышками зеленого света. Довольно скоро оно погасло и — подобно пламени свечей — сменилось глубоким мрачным красным светом, который все усиливался и заливал комнату ужасным сиянием.

Свечение, исходившее от дальней стены, делалось все ярче, и вот уже ослепительный блеск заставил меня прикрыть глаза. Я смог открыть их только через несколько секунд. Первым делом я заметил, что яркость света определенно убавилась, глаза больше не резало. Затем, когда блеск стал еще слабее, я вдруг понял, что смотрю не только сквозь это алое свечение, но и сквозь стену за ним.

Я не сразу осознал, что вижу обширную равнину, освещенную тем же сумеречным светом, что и комната.

Размеры равнины вряд ли можно было себе представить. Я никак не мог увидеть, где она кончается. Казалось, она все расширяется, и взгляд не мог найти ее границ. Постепенно становились видны детали ближнего плана, но вдруг свет мгновенно погас и видение — если это было видение — поблекло и исчезло.