Дом на окраине

— Хорошая. — Дарина захныкала и открыла глаза. — В нашу породу. Гляди-ка, какие глаза.

Я улыбнулась. Глаза действительно наши фирменные, серые.

Домой мы засобирались только через пару часов, успев за это время и поговорить и осмотреть подошедшего к дивану одноглазого кота. Дома еще нужно Пульке лапу полечить, ужин приготовить. Геннадий вечером уставший домой придет, голодом его морить проку никакого. По Лёньке помню, что голодный мужик — злой мужик.

— Вот, санки возьми. — Бабуля вытащила из сеней потрепанные жизнью деревянные санки с гнутыми полозьями. — Все удобнее, чем на руках таскать.

Я с радостью приняла такую помощь, так как руки действительно сегодня устали, и я боялась, что они к вечеру снова откажут. На неровную поверхность санок мы постелили байковое одеяло, а сверху конверт с Дариной.

Я уже тащила санки через рощу, что около дома, когда рядом затормозила машина. Из нее выскочил злой Корсаров. Ну, точно голодный.

— Почему ты шатаешься по деревне с ребенком? — Наскочил он, поднимая ребенка с санок на руки.

— Гуляли. — Отозвалась, продолжая катить тащить пустые санки.

— В мороз? — Скептически бросил он мне в спину.

— Ходили к врачу. — Я остановилась и обернулась.

Геннадий закрыл машину и пошел следом за мной.

— Можно было попросить, я бы увез. И где ты эти санки допотопные откопала? — Недовольно спросил он.

— У Анны Николаевны. Она дала попользоваться. — Пожала плечами.

Рядом раздалось недовольное сопение.

— Дома коляска стоит. — Наконец, сознался он.

— Где? — Не поверила я.

Он вздохнул.

— В предбаннике. Утром из багажника выгрузил. — Он осторожно покосился на меня. — Она куплена вместе со всем остальным. Я больше ничего не покупал.

Я поджала губы, чтобы не сказать ничего лишнего. Старался ж человек. Чего его теперь обижать?

— Санки завтра сам бабе Нюре увезу. — Попытался он сгладить ситуацию.

Я кивнула. Пусть везет. Пусть уже что хочет, то и делает. Устала я с ним ругаться каждый день. И это за двое суток. Леньке полгода понадобилось, чтобы меня достать, а этот, как по живому каждое слово….

Корсаров нас довел до дома и отправился за машиной. Пока я раскрывала спящую дочь, пока раздевалась сама, он уже вошел в дом и переоделся. Я, не давая себе передохнуть, полезла в холодильник.

— Сегодня я готовлю. Моя очередь. — Внезапно он оттеснил меня от белой дверцы и посадил на табурет. Я открыла рот, чтобы возмутиться, но меня тут же принялись убеждать. — Ты готовила вчера, значит сегодня моя очередь. Тем более, сегодня ты устала больше меня.

Говорил он убедительно, вот только я точно знаю, что мужчине на кухне не место. Я готовить научилась лет в семь, лишь бы не питаться тем, что дед накашеварит. Так до того момента, пока не уехала учиться дальше это и было моей обязанностью. Ленька тоже не особо рвался к плите. Да даже свекровь неохотно готовила. А этот чего вытворяет? Сейчас попортит продукты, что-нибудь несъедобное сотворит, а я потом должна есть, улыбаться и хвалить?

— Геннадий, — начала я. — Я в состоянии приготовить ужин.

— Я тоже. — Доверительно сообщил он мне, бросая порезанные куски мяса в сковороду.

— Готовка — женское дело. — Зашла с другой стороны.

— Именно поэтому большая часть шеф-поваров — мужчины. — Парировал он, не отвлекаясь. — Подождите, через полчаса все будет готово. — Забросил к мясу лук. — Кстати, не подскажете, почему у моей собаки лапа забинтована?

— Потому что она у нее болит. — Нервно ответила я, готовясь к тому, что меня сейчас отчитают.

— Что болит, я знаю. А вот, почему она в бинтах, очень хотелось бы от вас услышать. — Оглянулся и вопросительно глянул на меня.

Я смутилась. Действительно, чего я к животному полезла без ведома хозяина? Управы на меня нет.

— Я заложила мазь, она снимет воспаление и боль. Сегодня еще одну взяла, более подходящую. И таблетками ее надо кормить. Их тоже купила. — Услышала скептическое хмыканье. Обиделась. Я неплохой ветеринар, между прочим. — Нас хорошо учили животных лечить. У меня красный диплом и хороший опыт.

— То есть вы — ветеринар? — Прищурился Корсаров.

Я только сейчас поняла, что он не знает, кем я работала. Ну и идиотка. Нашла, на что обижаться. Я ведь тоже не знаю, кем он работает. Знаю только, что у Догилевых.

— Да. Я — ветеринар.

Геннадий как-то облегченно выдохнул.

— Ну и, слава богу. Пульку вылечите. А то я хотел ее уже в город везти, а это все-таки стресс для собаки. — Пояснил он свою реакцию.

Я даже подумала, что ослышалась. Да что этот человек может понимать в собачьем стрессе? Я немного посверлила мужскую спину взглядом. Стоит тут снова в потертой футболке, через которую все видно. Там где у Лёньки были тоскливо выпирающие кости, у этого бугрились тугие мышцы. А ведь Корсаров значительно старше моего бывшего мужа и, уж тем более, меня самой.