Охранники пожали плечами и удалились, а Степан снова склонился к Томке. Разумеется, он скормил сотку алчному автомату лишь для того, чтобы отвязаться от нудной охраны и спокойно поговорить с неожиданно обалдевшей женой. Безумие, охватившее Томку, казалось ему в этот момент чем-то совершенно незначительным и глупым. Он был уверен, что достаточно цыкнуть – и все сразу встанет на свои места. За исключением проигранных денег, конечно. Впрочем, и этот аспект пока не очень беспокоил Степана. Он, как уже было сказано, во-первых, не знал, сколько было проиграно, а во-вторых, деньги были халявные – дед мог так и не вспомнить, куда прятал свои заначки, так что в любом случае потеря была невелика. Другое дело – Томкино поведение. Степан, пожалуй, впервые за всю их вполне приятную и понятную ему совместную жизнь столкнулся с открытым неповиновением. Жена отказывалась ему подчиняться, и даже теперь, когда он так аккуратно решил проблему с охраной, продолжала цепляться за этот долбаный автомат, заглядывая Степану через плечо, как будто ждала чуда.
– Пошли, – снова потянул ее за руку Степан.
– Сейчас, сейчас, – забормотала она, не отрывая глаз от бегущих за стеклянным окошком разноцветных и совершенно дурацких, на взгляд Степана, символов. – Вот лягушечки соединятся…
«Лягушечки» добили Степана. Ему было больно смотреть на то, как его красивая, не худая и веселая Томка по-настоящему, без дураков, сходит с ума. Вначале у него еще были сомнения. Он подозревал, что все это блажь, какая случается иногда с бабами, но теперь ясно видел – Томка не куролесит. Она двинулась «по чесноку».
И Степану сделалось не до смеха.
– Слышь, Тома, поедем домой. У нас там с Валей проблемы…
Но Томка совершенно не слушала его. Ни муж, ни сестра, ни весь остальной мир с его нерешенными политическими, этническими и религиозными конфликтами; с его бесчисленными президентами и ядерными боеголовками; с его экологическими катастрофами, глобализмом и антиглобализмом, вместе взятыми; с его Голливудом, Парижем и Диснейлендами, – ничто не могло сейчас оторвать ее от замызганного игрового автомата.
– Смотри, смотри… – еле слышно прошептала она, прислушиваясь к замирающим звукам чертовой карусели.
– Куда смотреть? – успел переспросить ее Степан, и уже в следующую секунду в зале игровых автоматов началось форменное светопреставление.
Томкин «однорукий бандит» вздрогнул, выпучился (как потом почему-то уверял всех Степан) и заревел милицейской сиреной. Оглушенные посетители повскакивали со своих скучных мест и столпились вокруг орущего благим матом и сверкающего, как целый Лас-Вегас, Томкиного автомата.
– Это чего? – вертел головой Степан. – Что такое?
– Джекпот! – кричала ему сияющая жена. – Джекпот, Степка!!! Я же говорила!..
Переполох, о котором пытался, но никак не мог сообщить Томке Степан, начался в доме еще до того, как он привез на Озерную Валю и Муродали. Буквально через полчаса после отъезда «тревожной» группы в ненавистный фонд кто-то постучал с улицы в калитку. Стук в доме, разумеется, не услышали. В калитку никто и никогда не стучал. Все проходили сразу к дому и поднимались на крыльцо. Поэтому неведомый гость еще долго стоял за воротами. Подобное поведение на Озерной было более чем странным, однако гость не решался войти, теряясь в догадках – почему его не приглашают в дом. Впрочем, вполне возможно, что эта неловкость возникла не только от незнания местных привычек. Быть может, тут было что-то еще, и гость, а вернее, гостья не находила в себе решимости войти во двор по каким-то своим, сугубо личным причинам.
Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем Иван Александрович, проходивший из дома в сарайчик, где у него хранились строительные инструменты, с удивлением услышал робкий и непривычный для него стук в калитку. Гадая, кто это может быть, он выглянул за ворота. Перед ним стояла молодая женщина восточной наружности. Иван Александрович принял ее за цыганку.
– Здравствуйте, – сказала она, смущаясь и в то же время радуясь тому, что ее, наконец, услышали. – Меня зовут Мархамат.
– Здравствуйте, – вежливо ответил старик. – А я – Иван Александрович.
Представившись таким образом друг другу, они замолчали, как будто обмен именами исчерпывал их знакомство и разговор на этом должен был завершиться. Однако гостья не уходила.
– Нам ничего не надо, – заверил ее Иван Александрович.
– Я своего брата ищу, – сказала она. – Мирзоев Муродали не тут, случайно, живет?