Одноногий еще находился здесь. В этот ранний час он уже не спал, сидел на ступеньке у входа в барак и курил. Воронин молодцевато соскочил с машины. Он был весь в орденах. В то время все ходили еще при всех орденах — не так из гордости, как из-за того, что еще не знали, как с ними обращаться, где их прятать, куда класть. Орденов у Воронина было много, среди них — орден Красного Знамени и два ордена Славы. Сидевший на ступеньке одноногий человек в белой рубахе поднялся навстречу Воронину, пристально глядя на его ордена. Воронин поздоровался с ним дружелюбно, но с некоторым чувством превосходства и объяснил, что ему нужно.
— Войдем, — сказал одноногий. Они вошли в коридор, а оттуда в дощатую клетушку, обклеенную немецкими журналами и газетами. Пропуская Воронина вперед, одноногий властно крикнул: — Ксана, зайди ко мне!
Одноногий усадил Воронина за стол.
— Позавтракаем вместе? — спросил он.
— Собственно, я уже завтракал.
— Для солдата два раза позавтракать — нетрудное дело, — возразил одноногий.
Появилась кое-какая еда и бутылка красного вина. Минут через десять в комнатушку вошла худенькая невысокого роста девушка со злыми серыми глазами под черными, густыми, сросшимися на переносице бровями. Волосы ее были растрепаны. Длинные, черные, они падали почти до пояса; она, видимо, только что проснулась.
— В переводчицы пойдешь к коменданту? — спросил одноногий. — Прислал он за переводчицей. Поручил мне подыскать подходящего человека. Вместо этой б… Сбежала эта б…
Неприличное слово он произносил обыденно, без всякого подчеркивания, как любое другое.
— Могу пойти, — сказала она, неласково взглянув на Воронина.
— Поехали, — сказал Воронин. Он встал, пожал одноногому руку и спросил: — А вы нигде не работаете? Зайдите к нам в комендатуру. Пока репатриация, пока то да се… Комендант вас уважает.
Лицо одноногого на мгновенье покрылось румянцем. Он ничего не ответил.
Воронин с девушкой вышли из барака.
— Вы откуда? — спросил Воронин.
— Из Луги, Ленинградской области.
— Как сюда попали?
— Как все.
— Где работали там, в Луге?
— Училась.
— А тут?
— На подземном заводе.
— Возраст?
— Двадцать один год.
— Замужем?
— Нет.
— А хочешь замуж?
Девушка не улыбнулась, промолчала.
— Злюка ты.
— Станешь злюкой.
— Ясно. Образование?
— Десять классов.
— Грамотная. Родители?
— Отец — в Красной Армии. Еще не знаю, что с ним. Мать — домашняя хозяйка. Там же, в Луге.
— За границей не была? — спросил Воронин и сам громко рассмеялся своей остроте. — Ладно. Немецкий хорошо знаешь? Говорить, писать, читать?
— Да, умею.
— Анкета на этом кончается.
Девушка невесело усмехнулась и сказала:
— Так скоро? А фамилию не спросили.
— Это верно, — смутился Воронин.
— Ксения Андреевна Спиридонова.
— Дмитрий Егорович Воронин, одна тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения, холост. — Он покосился на нее и добавил: — Однако имею невесту в городе Шуе, Ивановской области.
Ксения Спиридонова была после краткого разговора зачислена Касаткиным в штат и записана в книгу на девственно чистой странице этого канцелярского первенца лаутербургской комендатуры.
Об Альбине Лубенцов вспомнил еще раз спустя несколько дней. Возле комендатуры остановилась машина, из которой выскочили два хорошо одетых господина с объемистым свертком, над которым они дрожали так, словно он был из стекла.
Эти двое оказались портными фирмы «Мюллер и Маурициус». Они привезли коменданту штатский костюм. Воронин ввел их к Лубенцову.
— Какой костюм? Кто вам заказывал костюм? — спросил Лубенцов растерянно.
— Ваша переводчица, господин комендант, — объяснил старший из портных. — Она просила сшить костюм без примерки, так как вы, господин комендант, очень заняты. Лично господин Маурициус на глаз определил размеры. Разрешите положить на диван?
«Ну и бабка», — подумал Воронин, усмехаясь.
— Сколько стоит? — спросил Лубенцов, очень озадаченный.
Портные переглянулись.
— Нам ничего не сказано, — смущенно сказал старший из них. — Полагаю, что денег не нужно.
— Как так не нужно? Немедленно звоните и узнайте.
Портной позвонил Маурициусу, объяснил, в чем дело, долго слушал, жался, наконец, положил трубку и сказал цену. Лубенцов уплатил, и портные уехали.
— Ну и бабка! — воскликнул Воронин.
Подумав, он сказал, что в одном вопросе Альбина была права коменданту следует жить не в комендатуре, а где-нибудь отдельно. Более того, выяснилось, что Воронин даже имеет на примете несколько особняков.
— Я думал, что Татьяна Владимировна уже останется тут, вот я и решил подыскать для вас что-нибудь подходящее в смысле жилплощади.
— Теперь это ни к чему, — сказал Лубенцов.
Воронин возразил:
— Она же вернется, товарищ подполковник, помяните мое слово. Теперь женщин не очень-то в армии будут держать. Ни к чему. Мужиков хватит. Скоро вернется Татьяна Владимировна. В этом, я думаю, и Альбинка была уверена. А то не сбежала бы, будьте спокойны.
Лубенцов поднял на Воронина удивленное лицо, хотел рассердиться, потом подумал и промолчал. Они поехали.