Дом на пуховой опушке

- Пух, - вкрадчиво начал он, потому что не хотел, чтоб Пух подумал, будто бы он сдается, - мне тут в голову пришла одна мысль. Почему бы нам не пойти сейчас домой и не порепетировать твою песенку? А Иа мы сможет спеть ее завтра... или в какой-то другой день, когда встретим его.

- Это очень хорошая идея, Хрюка, - кивнул Пух. - Мы начнем репетировать прямо сейчас, на ходу. Дома репетировать проку нет, потому что это Особая Песенка Для Прогулок, которую нужно петь под снегом.

- Ты уверен? - недоверчиво спросил Хрюка.

- Ты сам поймешь, когда услышишь песенку. Потому что начинается она с таких слов: "Чем дольше снег идет, трам-пам..."

- Трам что? - переспросил Хрюка.

- "Пам", - ответил Пух. - Очень хорошо бубнится, знаешь ли. "Чем больше он метет, трам пам, чем все..."

- Вроде бы ты пел не о снеге.

- О снеге я пел раньше.

- До "трам-пам"?

- До другого "трам-пам", - пояснил Пух, которому Хрюка сумел-таки задурить голову. - Я сейчас спою ее полностью, и тебе все станет ясно.

Чем дольше

СНЕГ ИДЕТ-трам-пам,

Чем больше

ОН МЕТЕТ-трам-пам,

Чем все

ВОКРУГ БЕЛЕЙ-трам-пам,

Тем мне

ВСЕ ХОЛОДНЕЙ!

Продрог я и

ОЗЯБ-прыг-скок,

Совсем не чую

Лап-прыг-скок!

На месте не

СТОЮ-прыг-скок!

Танцую

И ПОЮ!

Песенку, как вы сами убедились, он спел от начала до конца, решил, что спел очень даже хорошо, и теперь, соответственно, ждал от Хрюки слов о том, что тот никогда не слышал лучшей Бубнилки для Снежной Погоды. А Хрюка, хорошенько обдумав услышанное, возьми да ляпни: "Пух, речь, по-моему, должна идти не столько о лапах, как об ушах".

К этому времени они уже почти добрались до Унылого Места, где жил Иа. Снег по-прежнему скапливался за ушами Хрюки, и ему это уже изрядно надоело, но тут они свернули к маленькой сосновой роще и уселись на ворота, которые к ней вели. Снег наконец-то перестал, но было очень холодно и, чтобы согреться, они шесть раз спели песенку Пуха, причем Хрюка пел "трам-пам", а Пух - все остальное, и оба в такт стучали палками о ворота. Немного погодя они согрелись и вновь начали разговаривать.

- Я все думаю, и думаю я вот о чем. Думаю я об Иа.

- А чего думать об Иа?

- Дело в том, что бедному Иа негде жить.

- Действительно, негде, - согласился Хрюка.

- У тебя есть дом, Хрюка. И у меня есть дом, и дома у нас очень хорошие. У Кристофера Робина есть дом, и у Кенги тоже, и у Совы, и у Кролика, и даже всем друзьям и родичам Кролика есть, где жить. Только Иа жить совсем негде. Так вот что я придумал: давай построим Иа дом.

- Прекрасная идея! - оживился Хрюка. - А где мы его построим?

- Мы построим его прямо здесь, на этой опушке, у этой сосновой рощицы, которая защищает ее от ветра, потому что именно здесь я все это придумал. А опушку мы назовем Пуховой. Решено, на Пуховой опушке мы строим из палок домик для Иа!

- По ту сторону рощи этих самых палок полно! - радостно воскликнул Хрюка. - Я видел. Их там великое множество. И все сложены!

- Спасибо тебе, Хрюка. Своей наблюдательностью ты оказал нам Неоценимую Услугу, и поэтому я бы назвал эту опушку Пухохрюковой, если бы Пуховая не звучала лучше. А лучше звучит она потому, что короче и созвучна опушке. Пошли.

И они слезли с ворот и двинулись на другую сторону сосновой рощи за палками.

x x x

Кристофер Робин проводил утро дома, путешествовал в Африку и обратно. Он как раз сошел с корабля и знакомился с обстановкой, когда в дверь постучал не кто иной, как Иа.

- Привет, Иа, - поздоровался Кристофер Робин, после того, как открыл дверь и вышел за порог. - Как поживаешь?

- Снег все валит и валит, - мрачно ответствовал Иа.

- Вижу.

- И подморозило.

- Неужели?

- Да, - кивнул Иа. - Однако, - голос у него стал чуть бодрее, землетрясений у нас в последнее время не наблюдалось.

- Что случилось, Иа?

- Ничего, Кристофер Робин. Ничего особенного. Скажи, ты где-нибудь поблизости дома не видел? Полагаю, что нет.

- Какого дома?

- Просто дома.

- И кто там живет?

- Живу я. По крайней мере, думал, что живу. Но теперь получается, что вроде бы и нет. В конце концов, это же не дело... у каждого есть дом.

- Но, Иа, я не знал... я всегда думал...

- Не знаю, о чем думал ты, Кристофер Робин, но со всем этим снегом, ветром и морозом, не говоря уже о сосульках, на моем поле в три часа ночи совсем не так Жарко, как кажется некоторым. И совсем не Тесно, если ты понимаешь, о чем я толкую. И не Душно. Короче, Кристофер Робин, - продолжил Иа громким шепотом, - пусть это останется между нами, и я попрошу тебя никому об этом не говорить, но там Холодно.

- Бедный Иа!

- Вот я и сказал себе: "Обитатели Леса будут жалеть, если я замерзну". Мозгов у них нет, ни у кого, только серая вата, которой по ошибке набили им головы, и Думать они не способны, но, если снег будет падать еще недель шесть или около того, до них, пожалуй, все же дойдет: "А ведь Иа не так уж Жарко в три часа ночи". Вот тогда они все поймут. И пожалеют меня.

- Бедный Иа! - повторил Кристофер Робин. Он уже начал жалеть ослика.

- Я не про тебя, Кристофер Робин. Ты - другой. А сказать я хотел следующее: я взял и построил себе деревянный домик.

- Правда? Как интересно!