Нора покачала головой. Не большим, а единственным. Других утешений для Мартина и Хилари не существовало.
— И что заставило тебя принять такое решение?
— Когда мы там были в последний раз, я увидела, что весь дом окружен деревьями, — ответила Хилари. — И поняла, что это место предназначено мне судьбой.
— Что, опять трахалась с клиентами? — рявкнул Джек.
— Перестань, Джек. — Герти попыталась вырвать руку, которую муж держал мертвой хваткой. — О чем ты говоришь?
— Ты моя жена и не должна шляться по улице, как старая проститутка в поисках десятки.
— Отпусти, Джек. Ты делаешь мне больно. Прошу тебя.
— Где ты это делаешь? Прямо у стены, да?
— Ты с ума сошел. — Герти испугалась. Она давно не видела Джека в таком состоянии. Ей было известно, что этот уик-энд Рия и дети проводят у Мэйнов. Рия скажет сестре, что у Герти все хорошо. Видела бы ее Шейла своими глазами…
— Ты догадывалась, что я все узнаю, верно?
— Джек, тебе нечего узнавать.
— Тогда почему вчера вечером ты отослала детей к матери? Говори!
— Потому что видела, что ты слегка… под мухой. Я никого не хотела огорчать.
— Ты не хотела, чтобы дети слышали, что их мать делает это за десятку с первым встречным. — Он ударил ее.
— Джек!
— Я — нормальный мужчина. А что может подумать нормальный мужчина, если видит в сумочке жены десятифунтовую бумажку?
— Джек, я мою у людей полы.
— У кого? У кого ты их моешь?
— У Мэрилин Вайн, которая живет в доме Рии, иногда у Полли Каллаган, у Фрэнсис Салливан…
Он засмеялся.
— Думаешь, я тебе поверю?
Герти плакала, закрыв лицо руками.
— Джек, если ты мне не веришь, то уж лучше убей на месте, потому что у меня больше нет сил, — сквозь слезы сказала она.
— У меня еще никогда не было подружки, — сказал Шон Мэйн Энни. Они сидели в кресле у окна. В комнате танцевали, а в саду готовили все нужное для барбекю. Шон гордо и даже покровительственно обнимал ее за плечи. Энни улыбалась ему, помня, что отталкивать от себя молодых людей не следует. — Жаль, что девочка, которая мне нравится, скоро вернется в Ирландию. Вот не везет…
— Мы сможем писать друг другу, — ответила она.
— Или я приеду в Ирландию, буду жить у тети Герти и дяди Джека, ходить в школу и быть рядом с тобой.
— Да, наверное… — неуверенно сказала Энни.
— Тебе это не нравится?
— Нет, я просто… просто… — Она не знала, как закончить фразу. Мама не велела рассказывать подробно о жизни Герти; американцам знать об этом было не обязательно. Почему-то это было важно. — Просто я думаю, что Герти очень занята, — неловко сказала Энни.
— Но время для семьи она все же находит, — возразил Шон.
— Да, конечно.
— Ты здорово удивилась, когда вернулся отец? — Шон знал эту историю.
— Я не уверена, что он действительно вернулся.
— Но Брайан сказал…
— Ох, Шон, что он знает? Просто папа немного грустный. И он был очень увлечен Бернадеттой. Не понимаю, как он мог бросить ее с ребенком…
— Ну, во всяком случае, сейчас он с твоей мамой в Стонифилде, а это уже неплохо.
— Да, — согласилась Энни. — Это действительно неплохо.
Тени в Мемориальном парке становились длиннее, однако Дэнни и Рия продолжали сидеть на скамейке. Они держались за руки, но не так, как делали в молодости. Даже не как друзья, а как люди, потерпевшие кораблекрушение, которые цепляются друг за друга, боясь остаться в полном одиночестве. Большую часть времени они молчали. Иногда Рия что-то спрашивала безжизненным голосом, и Дэнни отвечал. Он ни разу не назвал ее «радость моя», не внушал ложных надежд и не уверял, что все как-то образуется.
— Зачем ты прилетел в Америку? — спросила она. — Неужели нельзя было сказать это дома?
— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом от кого-то другого.
Рия воспользовалась тем, что они все еще держались за руки, и ответила ему благодарным пожатием. Никаких взаимных упреков не было. Оба знали, что дом заложен. Просто думали, что этот день никогда не наступит. А он наступил.
— Он очень расстраивался из-за нас и дома на Тара-роуд? — спросила Рия.
Дэнни постарался ответить честно.
— Он был слишком раздавлен собственными несчастьями, чтобы думать о чужих.
— Ну, если он прислал тебя сюда, то, наверное, все же переживает.
— Нет. Я сам настоял на этом.
— А Мона?
— Барни сказал, что Мона молчит. Не говорит ни слова.
— Она должна была что-то сказать.
— Если и сказала, то он мне этого не сообщил. — Это был совсем другой Дэнни. Больше не веривший ничему и никому. Даже великий Барни Маккарти перестал для него что-то значить.
Они немного поговорили о будущем Дэнни. Были другие агентства по торговле недвижимостью, в которых он мог бы работать. Но ему снова пришлось бы начать с нуля.
— А что Полли?
— Она отказалась от своей квартиры и ищет работу. Забыл, как ее назвал Барни. То ли кремень, то ли боец.
Рия кивнула.
— Верно и то и другое.
— Но со служащими было не легче.
— Кто им сказал?
— Пришлось мне.
— Да. Неблагодарная задача.
— Тем более что со многими из них я был знаком долгие годы.
— Знаю. И я тоже.
Снова наступило молчание, но тревоги и неловкости в нем уже не было. Похоже, оба смирились со случившимся.
— А что об этом говорит Бернадетта?
— Она еще не знает.
— Дэнни!