Дом на улице Гоголя (СИ)

Юрчик проснулся, но глаза открывать не спешил. Оказалось, что спал он сидя, в одежде и — ого! — даже в ботинках. «Куда ж меня на этот раз занесло? Где опять я, собака такая, надрался? И, главное, с кем? — Юрчик пытался восстановить в памяти хоть что-то из вчерашнего. Он решился приоткрыть глаза; это действие вначале не повлекло за собой существенных перемен — в помещении было темно. Постепенно глаза привыкли к темноте, и в ночном свете, скупо поступающем из окна, Юрчик с облегчением обнаружил, что сидит в собственном кресле, у себя дома. Юрчик недоумённо вглядывался в загадочный бесформенный силуэт, топорщившийся на диване. Можно было предположить, что там кто-то спит, комом набросив на себя одеяло. Лерочка? Маша? Ирулька?

«Нет, интересно всё-таки — Юрчик пытался мыслить логически, — если я нажрался до полной ретроградной амнезии, каким образом тогда попал домой? Или мы здесь и пили? Но как начинали-то — это хотя бы я помнить должен! Вчера... Ага! Я был с Лерой, и она вознамерилась наведаться в «Трактиръ».

«Трактиръ» был ни чем иным, как недавно открывшимся в Загряжске кооперативным рестораном, про который в городе ходило много разнообразных слухов. Этот кабак, говорили, был оформлен в опереточном русском стиле: лубочные картинки на стенах, огромный пузатый самовар в центре зала, официантки в мини-сарафанах и кокошниках, половые в подпоясанных атласных рубахах. Кухню тамошнюю, в отличие от китчевых интерьеров, хвалили — балычок-осетринка-икорка-расстегаи. Смекалистые рестораторы организовали подходящее местечко для любителей погулять на широкую купеческую ногу, а таковых в бурное перестроечное время стало появляться всё больше.

— Хочу в русский ресторан! Ну, хорошо, в псевдорусский, — поправилась Валерия в ответ на его возражения в части терминологии. — Хочу хоть раз в жизни испить сбитня с медовухой! Али я не русская баба, мужем битая, начальством пуганая, живучая?

Лера и впрямь была бита бывшим мужем, причём настолько убедительно, что идея ещё разок попытать счастья на матримониальной ниве её не посещала. Это было, с одной стороны, печально, с другой — удобно: Юрчику не приходилось с регулярностью, достойной лучшего применения, объяснять, что удел семьянина — не его удел, а совсем чужой.

Сложности в этом смысле у него время от времени возникали с Ирулькой, почему-то горевшей желанием вступить в законный брак. Юрчик никак не мог взять в толк, зачем женщине выходить замуж, если она не хочет иметь детей. А Ирулька категорически отказывалась от материнской доли.

— Ну, женишь ты кого-то на себе, не меня, конечно, а кого посговорчивей, так любой мужик захочет ребёнка — что за семья без детей? — втолковывал Юрчик подружке.

— Вбили себе в голову, что вам для полноты счастья нужны дети. А если подумать? Вон, папашка мой, как бросил нас с матерью, когда мне четыре года было, так ни разу больше на глаза и не показался. Мать алименты всю дорогу из него выбивала, а про то, чтобы интересоваться, как там его кровинка живёт-поживает, про это и говорить нечего. Вам нужна койка? Будет вам койка. А про детей не заливайте, ищите дур в другом месте.

«Койка» Ирулькина была настолько хороша, изобретательна и неутомима, что ни один мужик в здравом уме не вылез бы из неё по доброй воле. Вот и Юрчик совсем не желал её лишиться, тем более что с Ирулькой не приходилось опасаться сюрпризов в виде зачатых плодов любви.

Сложнее всего дело у Юрчика обстояло с Машей. В отличие от Ирульки, она не заговаривала о своей молодости, стремительно уходящей совместно с шансами на замужество, не делала в самый неподходящий момент скорбного лица, не грозила, что выскочит за первого встречного, кто позовёт в ЗАГС. Проблема с Машей заключалась в том, что она явилась в мир именно затем, чтобы стать женой: с ней было спокойно, с ней было уютно, с ней было сытно.

— Зачем тебе такой обалдуй, как я? А, Марусь? Тебе замуж надо, ищи серьёзного человека, — с особо сильного похмелья мучился своей неуместностью в жизни этой женщины Юрчик.

— Где ж я его примусь искать? — улыбалась Маша. — Вот ты мне и найди, раз такой заботливый.

«И найду, — размышлял Юрчик. — Вот подвернётся достойный мужик, и просватаю Марью». Подходящей кандидатуры всё никак не подворачивалось, и Юрчик самоотверженно заполнял мужской вакуум возле Маши собственной персоной.