Дом непредсказуемого счастья

Не нашел Урбас карточки. И огорчился. Пашков это заметил и по привычке, выработанной лет двадцать назад, он успокоил его:

– Значит, она забрала карточку с собой. Это хорошо.

– Не понимаю…

– Попробуем установить, снимала ли она деньги или расплачивалась, к примеру, в магазине. Вам известен банк, выдавший карточку?

– Да. Я сам занимался этим. Часто перечислял деньги, Рите всегда не хватало…

– О, уже хорошо. Нам не составит труда установить номер банковской карточки по вашим переводам – вам нужно позвонить своим работникам, чтобы они нам сообщили.

– Я все сделаю. Но зачем?..

Пашков не любитель заранее обнадеживать потерпевших и манипулировать пустыми надеждами. Он получил достаточно, чтобы приложить максимум усилий и способностей, работая на совесть, но это пока все. Поэтому Пашков пожал плечами и лаконично произнес:

– Надо.

12

– Так… – Алик подошел к Владе. – Ну, а ты что дополнишь?

Она опустила голову, кусала губы, сопела и – ни слова. Влада попала в жуткое положение, когда врать нельзя – ложь быстро раскроется, а говорить правду не велит совесть. Ну да, да, стыдно. Устаревшее понятие – стыд, однако! Не так-то просто его вытравить из себя. Сказать, что Влада никогда не лгала, не выкручивалась, не обманывала… ну кто в это поверит? Да и не строила она из себя святую невинность, только вот бывают обстоятельства, когда невозможно применить искусственно привитые низменные навыки, даже исключительно из выгоды.

– Влада, – прервал затянувшуюся паузу Алик.

Она, вздрогнув, подняла на него глаза, жгучие и печальные, умолявшие: не заставляй меня говорить, но он не растаял – удивительно черствый человек, забывший ее заботу.

– Ты ведь была там, да? – строго спросил он.

И что делать, когда тебе смотрят прямо в лицо? У Алика глаза – две колючки, а зрачки – два винта, ввинчивающиеся внутрь бедной девушки, попавшей буквально на аутодафе. Не смогла она ответить, лишь судорожно закивала, Алик подхватил:

– Юля все верно пересказала? (Влада отрицательно качнула головой и сама же испугалась, прикрыв ладонью рот, мол, даю обет молчания.) Так… Мы слушаем тебя… Ну давай, рассказывай свою версию.

Влада бросила взор затравленной собачонки в Ивана, но сразу отвернула лицо, потому что пересеклась с ним взглядом и поняла: убьет. Захотелось плакать. Слезы уже готовились скатиться по щекам тремя ручьями…

– Слушай, – обратилась к ней Юля, – тебя здесь не четвертуют, не съедят, даже не побьют. Клятвенно клянусь. Говори.

Выбора не осталось…

* * *

Стояла дрянная погода: слякоть, свинцовые тучи нависли над городом и раз двадцать принимался моросить мелкий и колючий дождь. В такую погоду хочется лежать перед теликом и смотреть всякую фигню, а Владу Иван заставил поехать на дачу и… убрать дом к приезду важных гостей. Она злилась, но про себя. Терять золотую жилу не была готова, но унижение… Девушка решила, что отомстит при первой же возможности. Например, появится более богатый дядька – уйдет к нему, тем самым ударив по самолюбию спесивого дядю Ваню.

Приехав на место, взглянув на двухэтажное кирпичное строение, она присвистнула и выпалила:

– Да мне не убраться до завтрашнего утра! Ты меня рабыней решил сделать? Не для того я предназначена!

Так она ему! Чтобы знал!

– Лапуля, – закурлыкал Иван, поглаживая ее по круглой коленке, – мы с тобой пять месяцев наслаждаемся друг другом… (Про себя она фыркнула – какое там наслаждение, он о себе слишком хорошо думает.) Я тебя ни о чем не просил, а капризы твои исполнял, так? (Что правда, то правда, но и такое роскошное тело он вряд ли имел когда-нибудь.) Это крик о помощи, честно, мне не к кому больше обратиться, я тебе доверяю, как себе.

– А че ты про доверие болтаешь? – удивилась Влада. – У тебя тут что, тайная сходка?