Дом одиноких сердец

Жизнь текла своим чередом. Незаметно умерла мать Денисова, жена нарожала детей – шумных и крикливых, и Денисов стал уставать. Ему хотелось, придя с работы, завалиться на диванчик с любимым журналом и отдохнуть в тишине, но комната с диванчиком была занята отчимом, в зале носились и кричали дети, суетилась жена. После долгих раздумий Денисов решил, что квартиру нужно разменять, хотя превращать трешку в двушку очень не хотелось. И тут отчим заболел.

Сначала решили, что ничего серьезного у него нет – так, обычные старческие капризы. Но через три месяца Петр Иванович уже не вставал с постели – лежал, охал, переворачиваясь с боку на бок. Перед угрозой появления лежачего больного в доме Денисов собрал все силы и проконсультировался с врачами. Прогноз оказался неутешительным.

А спустя еще месяц Петр Иванович ослеп. Теперь в третьей комнате, о которой так сладко грезилось Денисову, витал стойкий запах больного тела. Отчим, лежащий на диванчике, казался куда здоровее, чем был все предыдущие годы. И с этого времени он начал замечать всех и вся. Иногда Борису казалось, что предыдущая жизнь Петра Ивановича была только подготовкой к его болезни. Ослепший, больной, он стал злобным и въедливым. Он вслушивался во все звуки, истолковывал их по-своему и раз в неделю закатывал грандиозный скандал. Голос – все, что осталось у отчима, но этим инструментом он пользовался виртуозно. Денисов, приходя домой, знал: кроме ворчания жены и криков детей, он обречен слушать взвизгивания, рычание, глухое бормотание совершенно чужого ему старика.

Денисов нашел место в доме престарелых, договорился с заведующей и уже представлял в подробностях свой отдых на заветном диванчике, но неожиданной преградой на его пути встала супруга.

– Никогда! – кричала она, размахивая перед лицом Денисова костлявой рукой. – Родного человека – в дом престарелых?! Да ты подумал, что о нас соседи скажут?!

Ошарашенный Борис пытался возражать, уверял, что в доме престарелых Петру Ивановичу будет хорошо, прекрасно зная, что лжет. Все было бесполезно. Страх перед людским осуждением в супруге был неимоверно силен, и она ни в какую не соглашалась избавиться от старика.

– Чем он тебе мешает, а? – бушевала она. – Мыть его я буду, кормить – по очереди. А там, глядишь, бог и приберет, – закончила она, понизив голос.

Но отчим ее услышал.

– Да он вас раньше приберет, чем меня! – раздался его голос из-за стены. – А ты, Борька, – шельма! Решил, прохиндей, избавиться от меня? Всем, всем расскажу, что ты задумал! Не дождетесь!

Не уточнив, чего именно они не дождутся, Денисов выскочил из квартиры на лестничную клетку и нервно закурил. Из соседней двери тотчас высунулась Клавдия Степановна и зашумела:

– Ты чего ж воздух портишь в общественном месте, а? А ну, иди со своей цигаркой обратно! А еще лучше – бросил бы ты это дело! Дома тоже нечего курить, отца травить дымом. Вон уж и так довели его, сердешного!

– Какого, на хрен, отца?! – выкрикнул Денисов, но дверь за Клавдией Степановной уже захлопнулась.

Денисов с силой вжал окурок в перила, обжег себе пальцы, взвыл и бросился домой.

С тех пор прошло пять лет, а отчим и не думал отходить в мир иной. Иногда Денисов с тоской думал, что тот и в самом деле переживет все его семейство. Уж самого-то Бориса точно. Если жена не успевала перед тем, как уйти на работу, умыть Петра Ивановича, тот поднимал скандал, и заниматься этим приходилось Денисову. Тоскливо протирая мокрой тряпочкой морщинистое лицо, Денисов брезгливо отворачивался, морщил нос, стараясь не принюхиваться. «Господи, ну почему жена такая непроходимая дура?! – взывал Борис молча к потолку. – Почему я должен ухаживать за совершенно мне чужой старой развалиной? Ради каких-то соседей? Да чтоб они провалились, те соседи!»

Потолок тихо ронял штукатурку на голову Денисова, и отчим немедленно начинал верещать: «Ты что, мышьяк на меня сыплешь? Крысиный яд?» Денисов сжимал зубы и старался не смотреть на подушку под головой Петра Ивановича. Слишком велико было искушение прижать ее к лицу старика.

* * *

Борис Денисов подошел к Даше и укоризненно покачал головой.

– Нету его сегодня, – сообщил он вместо приветствия.

– Кого нету? – удивилась Даша.

– А вы кого ждете, Пушкина? – хамовато осведомился Денисов. – Яковлева нету. Он заболел.

– Что с ним?

– Этого я вам рассказать не могу, и не просите, – пожал плечами Денисов. – Врачебная тайна. Вы здесь его записей не видели? Такую толстую тетрадь в клеточку?

Даша покачала головой.

– Ну и ладно, – равнодушно сказал Денисов. – Обойдется и без нее. А то формулы какие-то, расчеты… Новые напишет.

– Постойте, постойте! – Даша недоуменно посмотрела на главврача. – У Ивана Сергеевича его наблюдения потерялись? Так ведь это очень важно! Давайте вместе поищем.

– Делать мне больше нечего, что ли? – искренне удивился Денисов. – Вот еще, всякий бред сумасшедшего искать!

– Не бред сумасшедшего, а научную работу.

Денисов задержал на Даше иронический взгляд, и ей стало не по себе.