Дом одиноких сердец

– Я так рада, что нашла в вас поддержку! Я говорила Олегу – нет, милый, ты не прав. Я знаю эту женщину – она никогда так не поступит. А Никита-то вас как любит, а? – В голосе Инны Иннокентьевны послышались ноты умильности. – Правильно говорят: дети – они людей чувствуют! Если плохой человек, жадный – никогда ребенок не будет с таким человеком заниматься. А на Олега вы не сердитесь, он вас не знает совсем… Он еще будет прощения просить!

– Да нет, зачем прощения? – окончательно запуталась Даша.

У нее мелькнула мысль, что Инна Иннокентьевна преждевременно впала в маразм, а ее дочь всячески старается скрыть болезнь, вот и идет навстречу маминым желаниям. Самое разумное в таком случае подыгрывать несчастной женщине, а потом попросить Ирину, чтобы она больше не повторяла подобной терапии с Дашиным участием.

– Обязательно прощения, – настаивала Инна Иннокентьевна, пыхтя над чашкой. – Я его заставлю, заставлю! Они, Боровицкие, все упрямые, да у меня на их упрямость своя есть!

Даша сначала отметила в ее речи знакомое слово, а потом уже до нее дошло, что именно было произнесено.

– Какие Боровицкие? – с изумлением спросила она, отставляя в сторону чашку. – При чем тут Боровицкие?

Бабушка Никиты замерла и тоже поставила чашку на стол.

– Ну как же… – осторожно начала она, поглядывая на дочь. – Вы же сами только что согласились, что поступили нехорошо… Нет, конечно, завещание, я не спорю! Но все-таки речь идет не о тарелках и чашках… не о коврах, в конце концов. Речь идет о жилье. Даже, я бы сказала, – о жилище!

– Откуда вы знаете про завещание? – резко спросила Даша.

– Да все знают про завещание! – воскликнула Инна Иннокентьевна. – Нет, вы все-таки меня удивляете. Неужели вы думаете, что в нашей семье могут быть тайны? Тем более – от меня?

– Да при чем тут ваша семья? – не выдержала Даша. – Вы что, издеваетесь?

– А вы считаете, что семья – это когда только по крови? Ни-че-го подобного! – Инна Иннокентьевна помахала перед Дашиным носом толстым пальцем. – Если моя дочь выбрала Олега, значит, он – тоже моя семья. А свою семью я привыкла защищать!

– Мама! – не выдержала Ирина.

– Нет, ты помолчи! Если она, – последовал кивок в сторону Даши, – не понимает, так я объясню. Сначала, видишь ли, соглашалась, а как дошло до дела, так ей ничего не понятно.

– Ваша вторая дочь замужем за Олегом Боровицким? – переспросила Даша, начиная что-то понимать.

– Вот, видишь, – Инна Иннокентьевна ткнула в Дашу пальцем, обращаясь к дочери, – уже делает вид, что не понимает! Да, представьте себе, Дарья Андреевна, Олег – муж Наташи. Между прочим, у них и сынок уже взрослый, в институте учится. А вы их семью лишаете самого необходимого – квартиры!

«Хватит, – решила Даша, неуклюже выбираясь из-за столика, – все уже слишком далеко зашло».

– Нет, а куда это вы собрались? – крикнула Инна Иннокентьевна, пока Даша торопливо одевалась в коридоре. Она наконец тоже вылезла из кресла и догнала Дашу. – Мы с вами по-хорошему поговорить хотели, а вы, значит, ни в какую, да?

– Я вас убедительно прошу, – Даша первый раз за все время взглянула в глаза Инне Иннокентьевне, – больше со мной не говорить ни по-хорошему, ни по-плохому…

– Ах, вот она как заговорила… Тогда зарубите себе на носу – никаких ваших уроков больше нашему мальчику не нужно. Ирина!

Мама Никиты кивнула, не глядя на Дашу. Даша хотела что-то ответить, но передумала и молча вышла из квартиры. Вслед ей на лестничную площадку донесся могучий голос Инны Иннокентьевны:

– А про квартиры чужие можете и не мечтать! Воровка! Самая настоящая! Совесть бы поимела, дрянь!

В состоянии закипающей ярости Даша доехала до дома, взяла Прошу и быстро пошла в лесопарк. Пес, почувствовав настроение хозяйки, держался рядом, далеко не отбегал и время от времени искоса поглядывал на нее, словно проверяя: кипит? Даша кипела. Быстро идя мимо почти голых, без листвы, деревьев, огибая серый пруд, она выстраивала в голове свой обличительный монолог. Оставалось только определиться с адресатом.

«Как вы смеете? – заявляла Даша невидимому оппоненту. – Нет, как вы могли подумать, что… Это не просто хамство, это… Так на меня кричать! Я уж молчу про оскорбления! Нет, про оскорбления я не молчу, я…»

Даша оборвала монолог и остановилась. Вокруг было тихо. В лужах под ногами отражались ветки. Все ее возмущение испарилось, и осталось только нестерпимое желание заплакать от обиды. Ее оскорбили, ей отказали в занятиях, и все только потому, что она упомянута в завещании! Даше захотелось немедленно написать отказ от всех квартир в мире, лишь бы на ее пути больше не попадались Инны Иннокентьевны, Олеги, Глебы и им подобные. Самым обидным было то, что она чувствовала справедливость всех упреков. «Ведь квартира и в самом деле должна принадлежать детям… Получается, я просто пользуюсь ситуацией».