Он остался один. Такое ощущение, что в этом заведении предельная концентрация человеческих страданий, которую невольно чувствуешь. Вейдеманис выразился точно. Может, правы те, кто обходит это место стороной, утверждая, что несчастье так же заразно, как и счастье? Он закрыл глаза. Дом одиноких сердец. Каждый пытается здесь выжить в одиночку, проявляя немыслимое достоинство и мужество перед путешествием во тьму, которого так боятся все живые существа.
В дверь постучали. Он открыл глаза.
– Войдите! – крикнул Дронго.
В кабинет вошла молодая женщина, которую он вчера видел. Зинаида Вутко. Она была в белом халате, на ногах – мягкие тапочки. Вошедшая немного испуганно смотрела на гостя.
– Здравствуйте, – встал Дронго, – садитесь, пожалуйста. Я хотел с вами переговорить.
– Добрый день. – Женщина села на краешек стула. Было заметно, что она напугана.
– Успокойтесь, – предложил Дронго. – Как ваш ребенок? Как он себя чувствует?
– Спасибо, уже лучше.
– Выздоровел?
– Пока нет, но ему уже лучше. Он, наверно, простудился, когда играл с мальчишками в футбол. А потом пришел домой и выпил холодной воды.
– Так бывает, – улыбнулся Дронго, – не нужно держать в холодильнике воду. Пусть стоит на столике – ничего страшного, если он выпьет такую воду.
– Да, – согласилась она, – наверно, так лучше.
У нее были темные волосы и светлые глаза.
– Вы дежурили в ту ночь, когда умерла Боровкова? – решил сразу перейти к основной теме Дронго.
– Да, – подтвердила она.
– Ничего странного тогда не произошло? Может, кто-то приходил?
– Нет. Никто. У нас ночью никто не ходит. Асхат запер ворота за Федором Николаевичем, который уехал вместе с Дмитрием. Потом мы закрыли дверь в наше основное здание. На кухне есть другая дверь, ее мы тоже закрыли. Алексей Георгиевич поднялся наверх, в комнату врачей, а мы с Клавдией Антоновной обходили наши палаты по очереди.
– К Боровковой заходили?
– Конечно. Я заходила два раза. Она спокойно спала.
– Может, уже не спала?
– Нет, спала, – возразила Зинаида, – она даже повернулась на бок, когда я входила второй раз.
– Она чутко спала?
– Да. Сразу слышала, когда кто-то входил. У нас все пациенты так спят, если им не дают снотворное или не делают укол.
– И она услышала, как вы вошли в своих тапочках?
Он взглянул на ее мягкие тапочки. Санитарка покраснела, виновато опустила глаза.
– Нам Федор Николаевич разрешает ходить в таких тапочках, чтобы не тревожить больных, – пояснила Зинаида.
– Я тоже ничего не имею против, – быстро сказал Дронго, – но она все равно услышала, как вы вошли. У вас в хосписе не скрипят двери – я обратил внимание, что они все открываются мягко.
– Да. Наш завхоз специально смазывает их, чтобы они не скрипели. Чтобы не тревожить наших пациентов.
– Но она все же проснулась. Когда вы во второй раз заходили к ней, сколько было времени?
– Я не смотрела. Но было уже раннее утро. Может, четыре или половина пятого.
– И вы увидели, как она повернулась на другой бок?
– Ну да. Недовольно посмотрела на меня и повернулась на другой бок. Даже захрапела. Она иногда храпела во сне.
– А потом когда вы заходили? И кто нашел ее утром?
– Сначала мы услышали, как завыли собаки. Все сразу услышали, кто не спал. Клавдия Антоновна тоже услышала. Она ночью у Радомира была, сделала ему два укола. А потом к Идрисовой пошла. Той было совсем плохо, ей нужно было менять капельницу и все время следить за ней. Ну, в этот момент собаки и завыли. И мы сразу побежали в палаты. Вернее, она была у Идрисовой, а Алексей Георгиевич других пациентов смотрел. Никто ведь не думал про Боровкову, она как раз была в самом спокойном состоянии. Но по нашим правилам сначала мы должны проверить реанимационные палаты, где лежат самые тяжелые больные. Я спокойно вошла в палату Боровковой, знала, что она спит. Только мне не понравилось, что она лежит на спине. Я подошла ближе. И лицо ее мне тоже не понравилось. Я стала ее звать, потом дотронулась до нее и поняла, что она не ответит. Я даже пульс ее пощупать успела. Но никакого пульса уже не было. Вот тогда я и выбежала за нашим доктором. Он пришел сразу, тоже пульс пощупал, тело осмотрел и покачал головой. Потом мы ее накрыли одеялом и решили не трогать до утра, чтобы потом отвезти в наш «холодильник».
– Ничего необычного в ее лице вы не заметили?
– Ничего. Умерла так, словно задыхалась от астмы. Но мы знали, от чего она могла умереть, поэтому я не очень приглядывалась. А потом Алексей Георгиевич наказал мне снова обойти все палаты на первом этаже, а сам пошел к Идрисовой, чтобы помочь Клавдии Антоновне.
– Что вы сделали дальше?
– Стала все палаты осматривать, чтобы, не дай бог, ни с кем еще какого-нибудь несчастья не произошло.
– Значит, вы в это время обходили палаты на первом этаже, – удовлетворенно кивнул Дронго. – И кто из пациентов спал?
– Угрюмов не спал. Он даже не лежал, а сидел. Когда я вошла, он так недовольно посмотрел на меня и вдруг сказал: «Опять собачки завыли по чью-то душу». Я просто испугалась и выбежала из палаты.
– В другие палаты вы тоже заходили?