Пришла зима, и суровая, очень суровая, одна из самых суровых за последние сорок лет, и снега в Альпах легли так красиво, как это бывало только на памяти жителей Савойи. Обе молодые женщины повздыхали, что должны отказаться от удовольствия поехать в горы, где мускулы становятся крепче, а легкие чище, но ведь нельзя же бегать по лыжне, умирая от счастья, когда со дня на день ждешь возвращения любимого. С другой стороны, отказ признавать свое вдовство логически исключал сидение взаперти, в одиночестве и в меланхолии. И потому им пришлось принять довольно много приглашений. Зима, когда и волки выходят из леса, привлекла к ним в дом целую стаю друзей Пьера и Роже, которые почли делом чести скрасить двум молодым женщинам бремя ожидания: время об эту пору тянется медленно, и день прибавляется не больше, чем на вершок. Элен и Анна с ностальгическим восторгом обнаружили пепел на коврах и запах мужского одеколона в креслах. Друзья часто повторяли одну и ту же фразу:
— Когда ОН вернется, я ему уши надеру. Как можно ради руин оставлять такую женщину?
И друзья по-братски возлагали руки на плечи Элен (или Анны, в зависимости от случая).
Время шло, собственно, других занятий у времени и не бывает; дни стали длиннее, но ночи, странное дело, обеим молодым женщинам короче не казались.
Наконец пришла весна, все чаще руки друзей становились братскими, в воздухе пахло нежностью, и в первых фруктах уже завелись первые червячки.
Новости были неважными. Поисковая группа бразильских военных прочесала район реки Тапажос, ничего не увидела и услышала лишь самые туманные рассказы.
К середине апреля началось наступление родственников. Сначала мать Элен предприняла ряд попыток образумить дочь. Она-то, увы! никогда не сомневалась в том, что именно Пьер был жертвой, фигурировавшей в рассказе слуги. Прежде всего, не будем забывать, что он был Овен, а значит, человек, способный на безрассудный поступок, всегда готовый идти напролом, даже если это безнадежно. Ко всему прочему, эта якобы страсть Пьера к чаю вызывала улыбку у матери Элен, которая прекрасно помнила, как он отказался от чашечки чая (а мате — это что-то вроде чая) и предпочел стаканчик виски со льдом. Ну а что до всех этих историй с бородой, обезьяной-ревуном и соломенной шляпой, так они вообще не выдерживают никакой критики.
— Но, мама, зачем ты лишаешь меня последней надежды? — спросила Элен.
Мама очень четко объяснила, почему роль матери-молодой-женщины-которая-ждет совершенно не в ее вкусе. Которая ждет чего? Уж лучше раз и навсегда отчаяться и начать все сначала. В ее тридцать лет, с ее обаянием и двумястами тысячами страховки у нее не будет никаких проблем с созданием нового счастья.
В это же время отец Анны предпринял, по его собственному выражению, попытку вскрыть нарыв.
— Твоя бедная мать сказала бы тебе, как и я, что в сложившемся положении нет ни капли здравого смысла. Во-первых, все говорит за то, что этот несчастный Роже стал жертвой своего характера. Он был Скорпионом, не будем этого забывать, а Скорпион скорее убьет себя, чем сдастся в плен. Ну а потом, серьезно-то говоря: даже приняв ту версию — я повторяю — приняв версию, что он был жив месяц, ну, два, самое большее, ты знаешь, что такое девственный лес? Ты знаешь, какие это индейцы?
Как и мать Элен, отец Анны приходил к выводу, что нормальный здравый смысл велит посмотреть реальности в лицо и начать все сначала.
До конца мая и Элен, и Анна ответ давали однословный:
— Никогда!
А потом было лето со всеми его летними делами: пыльцой, пестиками и гнездованием.
День в день через год после своего визита Жак Гайяр-Лабори вернулся на улицу Бо-зар. Срок контрактов истекал, и, насколько мог помнить страховой агент, такой парадоксальной ситуации у них еще не бывало: две страховки по двести тысяч франков не были востребованы.
Беседа длилась менее четверти часа, и Жак Гайяр-Лабори вышел в еще большем замешательстве. Две молодые женщины, обе в глубоком трауре, одетые во все черное, заверили его, что они совершенно уверены, что обе они — вдовы Шове. Эта убежденность основывалась на аргументах, в коих посетитель узнал те самые, из которых год назад выводы следовали противоположные.
— И вообще, — сказала Анна, — даже если принять ту версию, — я повторяю — принять версию, что один или другой был жив месяц, ну, два, самое большее, вы знаете, что такое девственный лес? Вы знаете, какие это индейцы?
Жак Гайяр-Лабори ничего этого не знал, но он знал Бошана и ясно представлял себе лицо компаньона, когда тот услышит, что вместо того, чтобы сэкономить двести тысяч франков, компании придется рассмотреть вариант, при котором надо выплатить четыреста.