Дом окнами на луг и звёзды

О проклятье Альберт знал с тринадцати лет. Так повелось с самого начала: маркиз Филипп де Лугренье самолично рассказал всё своему старшему сыну Иллариону, когда до четырнадцатилетия тому оставался ещё целый год. Чтобы у юноши было время осознать, смириться, подготовиться. Через год младшего сына Евграфа отправили в Санкт-Петербург, в пажеский корпус, Илларион же остался с родителями в имении, где они жили почти безвыездно и счастливо.

Насколько оставались они счастливы дальше, Альберт не знал. Но и дед его Илларион, и сын его Александр – его отец, – несли всю жизнь проклятье рода Лугренье. Правда, оба они жили не долго – слегка за пятьдесят. Увы, избавительницы в их роду не появлялись – ни у кого ни разу не родились близнецы, даже мальчики.

Альберт знал – первое превращение произойдёт в момент сильного волнения. Каково оно, само превращение, отец позволил ему увидать, хотя до срока удачно скрывал это от мальчика. Так что в четырнадцать лет Альберт хорошо представлял, что с ним будет происходить. Его воспитали умным, волевым подростком, потому он очень долго держался – не давал эмоциям взять над собой верх. Не волновался, умело гася зародыши чувств, ни за кого не переживал, не пил спиртного, чтоб не терять над собой контроль. Не позволял себе влюбляться. Потому и не был женат. Он вообще решил: раз не сбывается предсказание об избавлении, то пусть старшая ветвь рода Лугренье на нём и закончится. Пусть вместе с ним сгинет и проклятие.

Да, долго он держался. Но вот, когда ему было уже за тридцать, в самом конце восьмидесятых годов, Альберт занялся бизнесом. И хлебнул всего: предательства друзей, подлой конкуренции, криминальных наездов, покушения на жизнь… И хотя из всего он вышел с честью, твёрдо стал на ноги, преумножил капитал, но… Эмоционально сорвался!

Вот тогда он стал изучать своё родовое дерево – все его ветви. Почти поверил, что непременно должны быть где-то, в этом разветвлении, сестрички-близнецы. Он помнил, есть ещё одно необычное условие – странное рождение. Но убедил себя: если будут близняшки, то само собой будет существовать и странность в их появлении на свет. Альберт мечтал: если его освободят от проклятья, то он ещё и женится, и дети у него родятся… Но, увы, поиски его разочаровали. К пятидесяти годам он смирился: что ж, пусть будет так, как он решил – на нём прервётся старшая ветвь рода. Прервётся проклятье.

Однако родовой дом Альберт приобрёл. Сергею он сказал, что «нашёл» дом. Но это было не совсем так. И дед его, и отец, и он сам всегда знали, где расположено родовое гнездо. Просто в прежние времена, когда имение было отдано сначала под пионерский лагерь, потом под санаторий, к нему подступиться было совершенно невозможно. Но вот пришли новые времена, и Альберт, уже в 90-х годах, решил: он приобретёт свой Дом. Потому что, как и его предки, хорошо помнил заключительную фразу проклятья: «Где всё началось, там всё и кончится». А значит – в Доме.

Нелегко ему это далось. Сначала Альберт сделал большое пожертвование в строительство нового современного детского дома. Туда переехали дети-сироты из Дома, но здание тут же было отдано под службу социальной защиты и реабилитации алкоголиков и наркоманов. Альберт дал ни одну взятку ни одному чиновнику, и служба переехала в другое помещение. И вот, наконец, последний представитель старшей ветви Лугренье купил родовой Дом – даже и не за слишком высокую цену.

Явление Сергея, о котором он не знал, давно потеряв следы этих родственников, возродило Альберта к жизни. Его потрясли слова о девочках: Сергей почти дословно повторил формулу об избавлении. «Не должны были родиться вообще… Родились в один день»! Почему он, и отец его, и дед всегда были уверены, что в один день родятся близнецы? Две девочки, сестрички – в его роду! Не должны были родиться вообще! Родились в один день! Да, он был спасён. Проклятье снимется. Альберт не просто получил надежду, он точно знал – всё сбудется! Тогда он едва сумел вовремя убежать, нырнуть в недостроенную часть здания. О, таких безлюдных, заброшенных мест, переулков, чердаков, подвалов, скверов, канализаций и тому подобное – по всему городу – он знал множество. Потому всегда успевал скрыться от людских глаз в момент превращения. К счастью – если, конечно, можно назвать «счастьем» подобную ситуацию, – когда он возвращался в человеческий облик, всегда оказывался в той одежде, в которой был к моменту превращения. Иногда Альберт с ужасом думал: «А если бы я оказывался голым! Что бы делал тогда?» Но эта «милость» была дана им, Лугренье, изначально.

Он научился контролировать превращения и даже вызывать по собственному желанию. Но всё же иногда это происходило неожиданно – от сильного волнения, гнева, радости. Как тогда, при первой встрече с Сергеем.