И если раньше Роджер лелеял сына как зеницу ока, то вскоре уже считал его бельмом на глазу. Но выяснять отношения в открытую они не стали, – во всяком случае, тогда. Его сердце начало черстветь, и он не стал этому противиться. Иногда они вместе смотрели бейсбол, совсем как раньше. Неделя чемпионата по бейсболу была неделей разрядки, если не перемирия; бывало, Роджер, слушая, как Тед бурно возмущался заработанным двойным аутом, вдруг ощущал незнакомую удивительную силу, ослаблявшую его неприязнь; сердце его оттаивало, а по возведенной между ними стене шли трещины, через которые пробивалось что-то зеленое и живое. Но в то же мгновение Тед, осознав, что по-человечески разговаривает с отцом, осекался, опускал голову и, бормоча «А, плевать», разваливался на диване. Может, Роджеру стоило что-то сказать, кто знает. Может, ему стоило похвалить Теда за меткое замечание. Может, ему стоило ухватиться за возможность поговорить, предоставленную моментом, – но он молчал. Момент был упущен; Роджер упускал его. Его сердце снова превращалось в камень, вся зелень погибала, и на этом все заканчивалось.
Роджер всегда был немного фаталистом. Родителей он потерял еще в молодости: отец умер от рака легких, когда Роджеру было шестнадцать, а спустя четыре года, когда он учился в университете Вандербильда на третьем курсе, от рака груди скончалась мать. Оба родителя были заядлыми курильщиками. Младший брат с раннего возраста пристрастился к алкоголю и не просыхал последующие двадцать пять лет. Сестра рано и неудачно выскочила замуж, и замужеству пришел конец, когда ее муж въехал в дерево и впал в кому на год. Много еще чего было, много связанного с его родителями, – особенно с отцом, – но об этом позже. Скажу только одно: отец его был не самым образцовым. Роджер утверждал, что детство на нем никак не сказалось, но на его глазах ломались жизни самых близких и любимых людей, и это, несомненно, оставило свой отпечаток. Потому-то Диккенс и задевал его за живое: бедные дети, несчастные семьи. И за стремлением к успеху стояло как раз-таки упорное нежелание следовать примеру семьи. Оно же и приносило прочную уверенность в том, что худшее не просто может случиться, оно обязательно произойдет и, по большей части, произойдет по его вине. Иначе почему он так долго держался за Джоан? Я уверена, в тот момент, когда Роджер впервые взял на руки Теда, он внутренне был готов к тому, что вскоре вся любовь, радость и гордость, которые он испытывал, померкнут. Когда так и случилось, – или он решил, что случилось, – Роджер, поспешив с выводами, с ужасом заключил, что последняя, как он считал, глава в книге его жизненных неудач подошла к концу.
Но Тед ничего об этом не знал. Сомневаюсь, что даже Роджер отдавал себе отчет в происходящем. Не может быть, чтобы он не осознавал всего этого, – просто он всегда гнал прочь неприятные мысли, особенно если они выставляли его в плохом свете. Справедливости ради скажу: вряд ли бы что-то изменилось, если бы Роджер рассказал Теду о своих чувствах. Тед бы, скорее всего, фыркнул и ушел восвояси.
По-видимому, последним важным событием в истории их отношений – еще до того, как мы с Роджером встретились, – стало поступление Теда на военную службу. И Роджер, и Джоан были удивлены. Потрясены. Тед никогда не давал малейшего намека, что подумывает о карьере военного. Тед и «солдат» – понятия несовместимые, понимаешь? Джоан тяжело переживала это известие; хуже, чем Роджер. Ей казалось, что с Тедом у нее была особая связь: он знал, что всегда мог к ней обратиться. Ах, если бы. Он обращался к ней только тогда, когда ему нужны были деньги. Роджер был недоволен – он всегда заявлял, что армия создана для тех, кому мыслительные процессы приходятся в тягость, – но не без удовлетворения отмечал, что Тед, наконец, принял решение и сделал свой выбор, хоть и неправильный. Спорить с Тедом он не стал. В отличие от Джоан, которая только этим и занималась. Он, однако, решил, что его сын сильно изменился. Сильнее, чем на первый взгляд. На той же неделе Тед отправился в тренировочный лагерь. Так все и закончилось.
На момент рассказа Роджера Тед уже как десять лет служил в армии. Он участвовал в войне в Персидском заливе, правда, в основных операциях его подразделение участия не принимало. Он быстро продвигался по служебной лестнице. За три года он дослужился до сержанта. Начальство предложило ему пройти офицерскую подготовку, но он отказался, ответив, что ему неплохо и в сержантских погонах. А затем перешел из пехоты в Силы специального назначения. Роджер и Джоан пару раз приезжали к нему на базы. Эти поездки никогда хорошо не заканчивались. Джоан все не могла привыкнуть к окружавшему ее однообразию, а Роджер не мог перестать грубить любому, кто начинал с ним разговор. Ему говорили: