Дом: основной инстинкт?

Мы с Ребеккой аккуратно усадили ее в машину. Несмотря на то что я потратила немало усилий на уборку всех этих фантиков, пакетиков от печенья, коробок из-под сока и непонятных частей конструктора «Лего», мама, окинув салон придирчивым взором, сказала:

— Доченька, здесь нужно пропылесосить.

Стиснув зубы, я завела машину, и мы очень медленно поехали домой, потому что, если я еду быстро, мама истерически хватается за ручку на дверце.

Оказавшись дома, она пронеслась по всем помещениям, словно торнадо, заглядывая в шкафы и холодильник, поднимая коврики в гостиной и возмущаясь по поводу кучи неглаженного белья и ругая меня за то, что не храню отбеливатель в отдельном шкафчике. Она тотчас заметила, что пуговица на кардигане Ребекки вот-вот оторвется, И потребовала выдать ей шкатулку со швейными принадлежностями. В этом и состояла ее главная ошибка! Она сама купила мне эту шкатулку, когда отправляла меня учиться в частную школу. Со временем ее содержимое превратилось в некую разноцветную сюрреалистическую путаницу, состоящую из ниток, иголок, пуговиц и кнопок. Боюсь, даже Ури Геллер[20] не смог бы извлечь из нее металлические предметы.

— Кэрри, милая, как же ты пришиваешь пуговицы и штопаешь?

— Никак. Я просто покупаю новые вещи.

Она с ужасом посмотрела на меня. Все эти годы она старательно штопала носки моему отцу, надевая их на деревянный гриб, и усердно пришивала пуговицы, как только они отрывались, находя им замену в огромной коллекции пуговиц, хранившейся в зеленой жестянке из-под печенья. Но ей так и не удалось научить этому свою дочь-неряху.

— Можно я позвоню папе? Ему пора обедать, и я хочу сказать ему, что тот кусок торта, что лежит в буфете, предназначен ему на обед, а не на ужин.

С ума можно сойти. Даже на расстоянии она продолжает контролировать его режим питания. С тех пор как он ушел на пенсию, всю жизнь проработав управляющим компании, он увлекся гольфом и выращиванием овощей в теплице, пытаясь таким образом хоть на время вырваться из-под неусыпного контроля моей матери. Но какие они милые, когда сидят на диване рядышком и смотрят телевизор, держась за руки, или когда прохаживаются по супермаркету, обмениваясь замечаниями по поводу разнообразия ассортимента.

— Какая прелесть! — восклицает мой отец, который десять лет назад даже не знал, в какую сторону открывается дверь продуктового магазина. Может быть, и мы с Майком до такого доживем: будем радоваться поездке в «Уэйтроуз»[21] и восторгаться пармской ветчиной.

Перед обедом я достала баночку так любимого Томом пюре из цветной капусты с сыром и хотела его разогреть.

— Что это? — спросила мама, заглядывая мне через плечо.

— Это пюре, Тому на обед, — ответила я.

— Но ведь это ненатуральная еда. Я надеюсь, ты не кормишь его этим постоянно. Ты же не знаешь, из чего оно сделано.

— Знаю, на баночке все написано, — заметила я резонно.

— Ребенку нужно не так уж много. Немножко измельченного пастернака и печеного яблока, — важно сказала она, отодвигая меня с дороги и выбрасывая ненавистную баночку в мусорное ведро. Том печально проводил ее взглядом. Он так его любит. Маме удалось найти в моем холодильнике картофелину и пастернак (должно быть, я купила его, чтобы приготовить на обед в воскресенье. Я его и за овощ-то не считаю). Она сначала сварила их, потом растерла с настоящим маслом (брезгливо понюхав и выбросив мое со словами: «Что-то непохоже оно на масло»), потом срезала кожуру с яблок и вырезала из них сердцевину.

Том тем временем извертелся от голода и нетерпения. Я обычно разогреваю его обед за пять минут. Он не привык ко всем этим чудесам кулинарии. Когда мама протянула ему готовое блюдо, он с подозрением посмотрел на желтую тягучую массу. Что это? Пахнет совсем не так, как Heinz. Откуда я знаю, может, вы меня отравить хотите? После нескольких попыток маме удалось запихнуть ложечку ему в рот, и он начал есть, облизываясь и издавая довольные звуки.

— Видишь, детям больше нравится домашняя еда.

Ну спасибо, мама, удружила. Теперь он Heinz и в рот не возьмет.

Потом мама взялась учить Ребекку шить, предварительно наведя порядок в шкатулке. Мы с Томом взяли собак и пошли гулять. Прогулка получилась просто замечательной, потому что с нами не было Ребекки, которая обычно ноет, что у нее устали ножки, она не может дальше идти и просится на руки, возмущаясь, что я ношу на руках только Тома.

Когда мы купали Тома вечером, мама прочитала долгую лекцию о вреде одноразовых подгузников и чудесных свойствах хлопчатобумажных пеленок.

— В наше время дети не страдали от раздражения кожи, — сказала она, глядя, как я втираю детский крем в нежную, как персик, кожу Тома. — Это все из-за этих синтетических волокон.

Она также заметила, что Том капризничает за обедом, потому что я не соблюдаю режим питания, и спросила меня, почему я не вывезла его в коляске на улицу, чтобы он мог дышать свежим воздухом.

— Но ведь идет дождь, — ответила я.