Возвращаться на стул не хотелось. Мэтт не чувствовал себя взрослым человеком, который владеет собой и ситуацией. Он уселся как в детстве: на пол, прижавшись спиной к комоду с нарисованными цветами. Сцепил руки и пробормотал:
- Ему плохо. После той аварии. Я не знаю, как ему помочь.
- А себе?
- Что?
- Мэттью, это ты ко мне пришел, а не Даниэль. Ты ничего не сможешь, пока себе-то не поможешь.
Конечно, Мэтт уже подготавливал яростные опровержения, но они так и вязли на языке горьковатым осадком, не желая исчезать. Возражать деду не хотелось, особенно после того, что он рассказал про бабушку.
Что ж, наверное, именно это и делал Даниэль для Мэтта. А вот сам он не знал, чем помочь даже самому себе.
- Мэри воспитала вас сомневающимися, - проворчал Бернард.
- И в чем сомневается Дан?
- В том, что заслужил. Хорошей жизни, хорошей семьи и брата. В той аварии умерла Анаис, умер он сам. Это неплохо доказало, что он недостоин того, что хотел.
- Но это же глупости!
- А ты разве не сомневаешься? В себе, своем даре.
Скрестив руки на груди, Мэтт насупился, но возражать не стал. Как и всегда, рядом с дедом он чувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Может, за этим и приходил - Бернард всегда видел то, что не доступно другим, проникал в суть вещей и вряд ли ему помогали лоа. Дед умел вправлять мозги.
- Сомнения мешают Дану говорить с тобой. А твои собственные мешают слушать. Его и призраков. Вы похожи, мой мальчик, - Бернард хмыкнул, и тон его изменился. - Два дебила.
Закатив глаза, Мэтт поднялся на ноги. Покосился на тикающие на стене часы. В это время дед любил пить чай. Задерживаться Мэтт не собирался, но теперь думал, что можно и чаю выпить. Дед любил слушать обыденные истории из книжного, а сам с удовольствием рассказывал о прошлом. Мэтт, конечно, фыркал, но на самом деле обожал слушать.
- Если так волнуешься о проклятиях, - заметил дед, - вычисти пороги и посыпь их толченым кирпичом. Неплохо помогает. Ну, и с Даниэлем поговори. Только не сегодня, они с Робертом на каком-то благотворительном приеме.
Так вот почему Даниэль не отвечал. На такие мероприятия он не брал телефон, так что вряд ли видел сообщение.
- Я буду с медом, - невозмутимо сказал Бернард. - Черный. И не делай крепким.
Притворив за собой дверь дедушкиной комнаты, Мэтт по скрипнувшим полам отправился на кухню. Но застыл, когда ему показалось, что над головой и чуть в стороне кто-то ходит. Он замер и прислушался.
Несколько вязких мгновений царила тишина, а потом по чердаку будто кто-то пробежал и раздался негромкий детский смех. Отголосок далекого хохота, давно потерянного веселья. Едва различимый даже не голос... просто Мэтт знал, какими будут слова. Слышал раньше.
- Давай же, Робби!
На чердаке играли отец и дядя Майкл, когда были маленькими. Потом они обустроили чердак, так что теперь его не заваливал хлам, и там оставалась милая комната, где когда-то жил дядя Майкл.
Мэтт видел его призрака пару раз. Тот ничего не говорил, не интересовался Мэттом, но сейчас, видимо, снова вернулся.
Может, призраки тоже тонут в собственных воспоминаниях.
Тряхнув головой, Мэтт подумал, что лучше бы мертвый конфедерат. Он соскучился по его историям.
Спустившись на кухню, Мэтт почти не удивился, столкнувшись с матерью. Она вытаскивала из духовки поднос с пирожками и обернулась, положив их на стол. Увидела сына и тепло улыбнулась:
- Мэттью! Как я рада.
- Здравствуй, мама.
Миниатюрная женщина, которая за всю жизнь, кажется, ни разу не воспользовалась косметикой. Впрочем, ей и не требовалось: в молодости она была очень красивой, Мэтт видел фото. Старела она тоже с элегантностью и выглядела моложе своих лет.
В простом черном платье, единственным украшением которого оставался серебряный крестик на цепочке. Пышные локоны небрежно собраны, никаких колец на руках.
Тетя Вивьен рассказывала, что в молодости Мэри вовсе не была замкнутой. Она ходила на вечеринки, но обладала достоинством и умела держать себя в руках. Наверное, именно это и понравилось отцу: он влюбился, женился, и Мэри всецело отдалась семье. Она работала школьной учительницей, но недолго, больше занимаясь домом. Ее не пугало колдовство и репутация Эшей, хотя она предпочитала не вникать.
С возрастом строгое католическое воспитание взяло свое, и Мэри тоже начало сносить в эту сторону. В детстве любимым наказанием для детей было поставить их на колени перед стеной с крестом и заставить молиться. Мэри искренне считала, что это поможет. Перестала после того, как Мэтт попросту уснул.
По большому счету, супруге Роберта Эша сейчас стоило быть на приеме вместе с ним, но она считала это мужским делом, возносила молитву и пекла пирожки.
Мэтт порывался сбежать, но потом подумал, что дед прав. От себя не убежишь. Да и не очень-то хотелось, на самом деле. А мамины пирожки с ягодами и вправду всегда были обалденными, от одного взгляда на их румяные бока рот Мэтта наполнился слюной. Можно и задержаться. Тем более, вроде бы внезапные призраки с их предупреждениями и глюками успокоились.