Ираида приехала с Долговыми утром. Вошла она во двор с видом измученного, но сделавшего свое дело человека. На немой мужнин вопрос только с облегчением махнула рукой: все, мол, развязалась. И он не стал выспрашивать подробности. Было хорошо слышно, как весело переговаривались соседи в своем дворе, значит, довольны. Ну и слава богу.
Выставленную в избе раму Ираида не заметила, а рассказывать о случившемся вчера Семен не стал. У них с сыном на этот счет, как ему казалось, была молчаливая договоренность, и нарушать ее было нельзя.
Ираида позавтракала, вышла в огород и вдруг позвала мужа:
— Семен, иди-ка сюда!
Семен встревожился, торопливо пошел к ней.
— Посмотри. Что это такое?
Подбоченясь, Ираида стояла над морковной грядкой и недобрыми глазами показывала вниз, на резную ботву, под которой в трещинках земли угадывались крупные, возросшие на щедрой поливке морковины.
— Ну как что… Морковь вроде? — произнес Семен неуверенно. Строгий тон жены сбивал его с толку.
— Сама вижу, что не репа. Грядка-то полотая. Ты полол?
— Нет, не я, — быстро сказал Семен.
— Может, Игорек?
Ираида повернулась к строящемуся дому, где на крыше мирно сидели Игорек с Кузьмой.
— Игорек? — позвала она. — Ты грядку полол?
— Нет, мама! — крикнул тот, поспешно отворачиваясь к Кузьме и громко стуча молотком.
— Значит, кто-то прополол без нас, — значительно проговорила Ираида. — Вон даже на дорожке вялая травка кучкой лежит. Кто бы это мог? Святой дух?
— Откуда я знаю, — отмахнулся Семен. — Может и он.
Ираида снова обернулась к сыну.
— Петровна приходила? — спросила она.
— Приходила, кажется, — отозвался сын.
— Понятно. Это она, — отрешенно сказала Ираида.
— Ну и что? — спросил Семен. — Чего особенного-то? Ты ей сама говорила — приходи, мол, когда захочешь.
— А кто ее просил полоть? Мы что, сами без рук? Знаешь, милый мой, не нравится мне это. Чего она хозяйничает в чужом дворе?
— Может, она помочь хотела, — попытался сгладить Ираидину суровость Семен. — А ты и напустилась.
— Не нужна нам помощь. Сами обойдемся. Просто мне неприятно, что без нас тут хозяйничают.
«Знала бы ты, что тут было, так и про грядку бы не вспомнила», — подумал Семен, влезая на крышу и радуясь про себя, что его с сыном связала тайна. Не порвалась бы только эта ниточка…
8
Дача, неожиданно для него самого, захватила Семена. На работе ему приятно было думать, что в пятницу ехать в Залесиху. Подумает об этом — и теплая волна плеснется в сердце. Он заранее представлял, как они с Ираидой выйдут из электрички и пойдут мягкой проселочной дорогой, по которой идти — одно удовольствие. И такое умиротворение войдет в душу от вида крепких, высоких сосен, от яркой зелени, от щебета птиц, что и выразить нельзя. Легко и светло будет в душе оттого, что все городские заботы как бы останутся за порогом леса. В деревне его ждут новые заботы. Они не тяготят, а наполняют тихой радостью, и лишь увидит он из электрички в окно свою станцию, ладони уже заранее зудят, предчувствуя шероховатую теплую плоть топорища, молотка или другого инструмента, которым можно тесать, пилить, долбить, подчищать или красить. Этот зуд подгоняет его, торопит, и он невольно убыстряет шаги, пока Ираида, которая всегда устает быстро, не одернет его.
Скажи Семену раньше, что он станет заядлым дачником, из тех, кто, увидя на дороге какую-нибудь железку либо дощечку, подбирает ее, несет к себе и пытается приладить к делу, — не поверил бы, только рассмеялся. Теперь же всякую пустяковину Семен тащил на дачу, и смешно ему совсем не было. Оказывается, жила в нем такая хозяйственная струнка, незаметная до поры. Не купи дачу, так, может, и не узнал бы о ней никогда. Вот как случайности раскрывают человека. А сколько мы еще в себе не знаем припрятанного до поры, до заветного часа…
Или вот взять плотницкое, столярное ремесло. С малолетства, с того самого дня, как Семен попал на завод, его руки знали только железо, только металл. Металл ему стал родным и привычным. Он знал, как его точить, пилить, строгать, а за дерево браться не приходилось. Бывало, правда, дома что-нибудь починит: форточка не закрывается — подтешет, подчистит напильником разбухшую древесину. Ну там полку в кладовке прибьет или ножку стула закрепит, чтобы не шаталась. Так ведь все это мелочи, не требующие ни особого ума, ни сноровки. А чтобы всерьез, вот как теперь, — такого и в мыслях сроду не держал. И хотя никогда не задумывался он о плотницком или столярном ремесле, а вот приспичило, взялся за топор и рубанок — и обнаружилось, что руки у него и с деревом неплохо справляются.