Дом правительства. Сага о русской революции. Книга вторая. В доме

– А купол Христа Спасителя… Ты меня слышишь? Я говорю, купол Христа Спасителя наполовину разобрали. Я никогда не думала, что он такой громадный…

– Хорошо! – бормотал Маргулиес.

– Каждая долька купола шириной несколько сажен. А, между прочим, издали – совсем как дынная корка… Ты меня слушаешь?

– Хор-р-рошо! – ревел Маргулиес. – Дальше! Дальше!..[72]

Разборка купола храма

Но самые опасные отходы хранятся не в храмах. Злодеи Бездетовы из романа Пильняка «Волга впадает в Каспийское море» скупают старую мебель. Беременная работница из «Время, вперед!» выглядывает из окна поезда и видит «выгруженную рухлядь: старый кухонный стол, разобранную деревянную кровать, – связанную спинка к спинке, – стул, табурет, прожженный древесными угольями». «Клопов своих перевозят!» – говорит проводница Лизочка[73].

В центре старой квартиры стоит ложе Одиссея – «страшная кровать» из «Зависти» Олеши, сделанная «из дорогого, покрытого темно-вишневым лаком дерева, с зеркальными арками на внутренней стороне спинок». В кровати лежит Лже-Пенелопа по имени Анечка Прокопович.

Она спала с открытым ртом, булькая, как спят старушки. Жили клопы, шуршали, как будто порол кто-то обои. Проявлялись неведомые дню клопиные тайники. Росло, разбухало дерево кровати. Зарозовел подоконник. Вокруг кровати клубился сумрак. Ночные тайны спускались из углов по стенам, обтекали спящих и уползали под кровать[74].

Одна из принадлежностей кровати – одеяло («я кипел под ним, возился, теплота приводила меня в шевеление, точно был я желатиновый»). Другая – более компактная как вещь и метафора – подушка. В строительно-душеспасительной литературе нет более красноречивого защитника всего желатинового, чем Иван Бабичев, «скромный фокусник советский» и змей, заманивший героя в Анечкины объятия. «Толстенький» человечек, Иван ходит по городу «держа за ухо большую подушку в желтом напернике. Она ударялась об его колено. От этого в ней появлялись и исчезали впадины»[75].

Иван Бабичев похож на подушку. «Мещане» Мариэтты Шагинян похожи на зверей из Откровения: «Я увидел этакую лестницу из Апокалипсиса, лестницу баранов и козлов в сюртуках. Женщины и мужчины говорили «бэ-э-э». У женщин с невероятной быстротой отрастали курдюки. Они качали курдюками и бриллиантовыми серьгами, их крупные глаза пучились, как кукиши»[76].

Но большинство болотных жителей похожи на болотных жителей. В «Соти» Леонова советская девушка попадает в сырую пещеру, полную замшелых монахов. В дальнем, темном углу, в окружении «ноздратых носов», «вислых ушей» и «огромных цинготных ртов, разодранных немым криком», она находит «врачевателя душевных недугов и сокровище скита», старца Евсевия. «Лишь немного привыкнув к теплоте тленья, исходившей из дыры и колебавшей пламя, она заглянула. Там, в колодце из грязной ветоши, ворочалось маленькое, сплошь заросшее как бы шерстью лицо человека, а ей показалось – мохом. Должно быть, уже сама земля просвечивала сквозь истончавшую кожу лба. Нижняя губа его капризно выдавалась вперед, а глаза были закрыты; святого слепил свет, и густейшие брови его дрожали от напряженья»[77].

В романе «Волга впадает в Каспийское море» патриарх Яков Карпович Скудрин следит слизью и поддерживает грыжу через прореху в штанах. «Глаза его слезились восьмьюдесятью его годами, старик пухнул, отекший, зеленый и счастливый, как сукровица». Постаревший, но не раскаявшийся Смердяков, он предлагает свои услуги отчаявшемуся инженеру Полтораку: «В болоте, наверное, коряги, тина их засасывает, пиявки на них сидят, раки впиваются, рыбы плавают, коровы туда мочатся, вонища, грязь, а я живу, юродствую, гажу и все понимаю и вижу. Убить мы можем. Прикажите кого»[78].