Дом правительства

Я прочел 5–10 страниц из середины, вернулся к началу, прочел еще, еще, и к четырем часам утра прочел все… Трогает меня в «Виктории» (в конце) не жалость, а огромная сила чувства. Оно стоит в своем роде революционного энтузиазма. Оно той же категории, как этот энтузиазм. В нем та же сила, ясность и чистота. Несомненно, «Виктория» – гениальное произведение[576].

Осинский, как и Бухарин, в молодости женился на товарище по оружию. В 1912 году его жена Екатерина Смирнова родила сына Вадима (Диму). В конце 1916 года он познакомился с Анной Шатерниковой. Она была сестрой милосердия, страстной большевичкой, начинающим теоретиком марксизма и, в глазах Осинского, «молодой, высокой, умной и красивой». Они гуляли по Ялте и читали «Викторию» на берегу моря. Он уехал на фронт и в канун Февральской революции написал письмо о «ненасытной утопии». Она вступила в партию; он провел большую часть 1917 года в Москве, агитируя за вооруженное восстание. В середине октября он уехал в Харьков – отчасти в знак протеста против медлительности старой гвардии, отчасти в надежде воссоединиться с Анной, которая недавно туда переехала. После революции Осинский прибыл в Петроград, чтобы возглавить экономику переходного периода (в качестве управляющего Центробанком и первого председателя ВСНХ). Проиграв борьбу за левый коммунизм, он ушел в отставку и, после нескольких назначений в провинции, стал наркомом земледелия и главным сторонником «мер репрессии» и принудительного труда на селе. Любовь приготовилась раскрыть без стыда всю свою нежную глубину, и в сентябре 1920 года он рассказал жене об Анне, а Анне о реакции жены.

К. М., которой я сказал, что следует, и которая знает, как правильно к этому отнестись, все же с большим трудом и болью это дело переваривает. Это очень, очень понятно для человека, который очень, очень кого-то давно знает и любит. Она просит оставить ее в покое всякими сообщениями из этой области, пока уравновесится… Насчет этого вы не тревожьтесь, это дело «образуется», т. к. Ек. М. хороший и умный человек, но штука эта деликатная и не простая. Писать это неприятно, но приходится по необходимости[577].

Валериан Осинский с женой Екатериной. Предоставлено Еленой Симаковой

Екатерина устроилась шифровальщицей в советском полпредстве в Финляндии. Анна переехала в кремлевскую квартиру Осинского, но счастлива не была, потому что, как она рассказывала позднее, «там все пахло другой женщиной». Он тоже не был счастлив. Однажды Анна пришла домой и нашла записку, в которой он сообщал, что уехал к семье в Финляндию. Его назначили полпредом в Швеции; у них с Екатериной родился второй сын, умерший в младенчестве, и, в 1923 году, третий, которого назвали в честь отца, но называли Валей. Два года спустя у них родилась дочь Светлана. (Бухарин и Эсфирь Гурвич начали моду.)[578]

В 1925 году Осинские вернулись в Москву и снова поселились в Кремле. Поначалу они жили рядом со Свердловыми (Светлана помнила Клавдию Тимофеевну как «молчаливую, равнодушную, сухую и бесцветную»), но вскоре переехали в двухэтажную девятикомнатную квартиру, откуда были видны белка и лиса, которых Бухарин держал в клетках на подоконнике. Осинский стал директором Центрального статистического управления, но считал себя прежде всего ученым. «Папа работает, и ему нельзя мешать – вот главное, что мы, дети, знали о нем», – писала его дочь Светлана.

Он требует абсолютной тишины, потому-то во второй кремлевской квартире его комнаты на другой стороне лестничной площадки, отдельно от нас. На его кровати лежит белое верблюжье одеяло. На даче его комнаты – на втором этаже, тоже чтобы никто не мешал. Очень вспыльчив. Все немного его боятся.

Светлана помнила его «высоким, стройным, в пенсне с золотой дужкой, всегда подтянутым и чисто выбритым, любившим светлые костюмы». Домработница звала его «хозяин» или «сам».