Дом правительства

В память об отце Лева хранил две драгоценности: «американские часы» с выгравированными словами «Фреду от Рэда» (друга отца, бродяги и революционера Рэда Вильямса) и книгу «Приключения Гекльберри Финна», которую отец подарил ему в день его десятилетия, с надписью «Маленькому Львенку от дикого человека, 10.1.33».

Лева и его друзья относились к Тому и Геку так же, как Том и Гек относились к Дон Кихоту, а Том и Гек относились к Дон Кихоту так же, как Дон Кихот относился к рыцарским романам. У Марка Твена Санчо становится рассказчиком и главным героем (и на некоторое время Дон Кихотом). В рассказе Кафки «Правда о Санчо Пансе» Дон Кихот – плод воображения Санчо. В пьесе Луначарского «Освобожденный Дон Кихот» главного героя изгоняют из «обетованной земли» за отказ убивать во имя революции. В «Чевенгуре» Платонова Дон Кихот убивает «точно, но поспешно», пока его самого не убивают (когда он нападает на четырех всадников). В Левином дневнике Дон Кихот снова впереди, потому что сказка стала былью. Михикус – плут, Олег Сальковский – Сало. Лева ведет за собой и пишет историю. «Моя свеча вспыхнула как раз вовремя: Сало в это время просунул свою руку с горящей свечой в отверстие двери и сам с кряхтением втиснулся туда. Его грузная туша заняла все пространство в открытой дверце, так что мы видели только нижнюю часть туловища и ноги, бессильно скользящие по полу»[1386].

Однажды двоюродная сестра Левы Рая спросила, кем он хочет быть, когда вырастет.

Я ей сказал, что некогда, как она уже знает издавна, я почитал – да и сейчас не забываю никогда – историю, астрономию, биологию, геологию и географию, но постепенно одни из них стали проявляться яснее в моих интересах, чем другие, и теперь у меня определились две – геология, в виде минералогии и палеонтологии, и биология, в виде зоологии.

– Теперь остается ждать, – сказал я, – какая из них победит другую[1387].

Окончательное решение зависело от вдохновения (которое нельзя торопить) и логического анализа. На Леву произвели сильное впечатление слова его дяди Исаака, что «в природе нет каких-нибудь злых хитростей, там все просто – умей только правильно разгадывать и открывать ее законы». Кроме того, как Лева объяснил матери Жени Гурова, «художник не может иметь лабораторию, чтобы заниматься еще и наукой, а ученому, имеющему для работы лабораторию, для рисования всего-то надо иметь бумагу, кисти и краски…»[1388]

Рая, Исаак и мать Жени Гурова были не единственными взрослыми, с которыми Лева обсуждал свои планы на будущее и научные интересы. Близкие отношения связывали его и с учителями (особенно с Модестом Николаевичем, Давидом Яковлевичем и двумя другими преподавателями из 19-й школы), и с матерями друзей (отцы редко бывали дома), и, самое главное, с многочисленными родственниками, с которыми он регулярно переписывался и приезда которых ждал с нетерпением. На решение вести как можно более подробный дневник его вдохновил визит ленинградских родственников, Раи (Раисы Самойловны Фишман), ее мужа Мони (Эммануила Григорьевича Фишмана) и их дочери Норы, которую Лева называл Трубадуром, в честь оперы Верди[1389].

Это были счастливые минуты моей жизни, которые я, по глупости, не запечатлел у себя в дневнике. Так это и исчезло без следа. Вот тогда-то – летом – Рая и пригласила меня на зимние каникулы к себе в Ленинград. Я теперь очень жалею, что не записал их пребывание в Москве![1390]

Эммануил тогда (в августе 1939 года) спросил его, собирается ли он описать все в дневнике, но Лева ответил, что может получиться слишком скучно.