Дом проблем

После долгого-долгого оцепенения он вдруг глянул вниз — конец!.. Он еще долго стоял, уже ноги от напряжения стали неметь. Он поднял голову: ботинка над головой нет, лишь голубое, бездонное, чистое небо, оно поманило к себе.

Последний этап несложный — покатый, с помятой травой склон и сильный, холодный ветер. На вершине напарник сидит, курит:

— Напугал ты меня. А так, ничего. Три с минусом ставлю.

В тот день еле-еле, чуть ли не полз Мастаев до дома. Три дня все тело ныло, а на четвертый он поутру вышел и вновь уставился на Басхой-лам. На выходные с тем же проводником он вновь покорил гору.

— А ты молодец. На полчаса быстрее, — подводили итог. А Ваха этого не слышит — свист ветра в ушах и под ним весь мир. Такая красота! И он уже решил: в третий раз пойдет один.

Ему где-то не повезло. Середина осени, погода в горах резко переменчивая, и он без устали уже проходил третий, самый тяжелый участок, как почувствовал — ветер, сырой, холодный ветер крепчает, дождем навевает. Рукам очень холодно, потеряли тепло и гибкость, да и он заторопился — нож выпал. Без этого помощника Ваха бессилен: он даже шаг вверх сделать не может, былой, железной опоры нет. И тут полил дождь, холодный, сбоку разящий крупный дождь, какой бывает только в горах. Ваха просто прилип к скале, к этой мокрой, скользкой скале. Он уже не лизал эту гору, не целовал. Она и так природой щедро облизана. Он думал только о том, сколько он выстоит в таком положении. Жалко деда и мать. Как они воспримут эту новость? Эту глупость. А у него ведь совсем маленький сын. Неужто как он, сирота?

Под стать этим мыслям, совсем темная, тяжелая туча откуда-то приползла, и он оказался в густой пелене, как вате. И этот туман до того обманчив, что хотелось расслабиться, просто провалиться в него. Но он еще стоял. Уже и в ногах дрожь, следом будет онемение. И он понимает — надо попытаться, хотя бы попытаться карабкаться вверх. Да он боится: нет опоры, все скользко. Он сделал попытку. Нога соскользнула. Он в еще большем страхе, уже всем предательски дрожащим телом пытался прижаться к столь холодной скале, как ощутил некую яркость, словно стремительно светает. Под порывами ветра тучу быстро куда-то унесло. И солнце! Теплое, доброе, по-осеннему низкое, уже предвечернее солнце не сверху, а как-то сбоку, словно хочет заглянуть в глаза, разогрело его спину, щеку. И он, пытаясь скрыть слезу, отвернулся от светила и как будто впервые увидел перед собой залитое позолотой листвы глубокое ущелье, темную, искривленную нить Шароаргуна с бахромой притоков — родников, а над всем Чеберлоевским краем огромную, сочную радугу — мост, словно манит его по воздуху пройтись. От всей этой природной, родной красоты ему стало так спокойно, легко, что он понял — все одолеет! И гора притянула его.

Лишь в наступающих сумерках он добрался до вершины. В ущельях и низинах уже клубится языкастый туман. А пики снежных гор еще от солнца горят. И внутри Вахи такой кипит огонь, такая страсть. Он так счастлив. И почему-то в нем столько сил, так здоров, что прямо сейчас, если бы не ночь, двинулся бы покорять следующую высоту — Дайхох. Этой идиллии наступил конец.

— В Грозном чеченцы совсем с ума сошли, — печально сообщает новости дед Нажа только что пришедшему Вахе. — Воюют, какая-то оппозиция с президентом.

— Власть и деньги поделить не могут, — как-то умно рассуждает Ваха. — Лучше подольше держаться от политики и политиков.

— Когда беда приходит в край, сторониться — удел труса, — постановляет дед. — А тут давеча Башлам был, тебя вызывает президент.

На слове «президент» дед сделал такое внушительно-уважительное ударение, что Ваха понял: придется в Грозный ехать. А следом он почему-то вспомнил Кныша, и его романтическое настроение покорителя вершин сразу поблекло.

Якобы проведать сноху, а по правде, волнуясь за внука, в воюющий Грозный поехал и дед Нажа.

Центр города перекрыт, издалека видна разбитая и еще догорающая бронетехника. Людей, по крайней мере гражданских, вообще не видно. «Войной пахнет», — с горечью напоминает Вахе Чечня Афганистан.

Словно к их приезду, в Грозном подали электричество, заработал телевизор, и там президент-генерал:

— Эти оппозиционеры продались русским, продались России, на их стороне воюют русские офицеры. Мы их убили и взяли в плен.

Не желая это слушать, Ваха ушел на кухню, он давно не видел мать. Вскоре речь по телевизору закончилась. Тут же отключили свет. Дед Нажа тоже пришел на маленькую кухню и недовольно машет руками.

— Вот дает власть! За эти три года столько нефти вытекло из наших недр, а они ни одной дороги, школы, больницы не построили. Все России угрожали. Все о войнушке думали. А теперь «не повезло им с народом», говняный оказался народ». Хе-хе, а как иначе? Если они у власти сверху сидели, все какали, какали на народ, а теперь хотят, чтобы их испражнения благовониями обернулись.

— Мне не идти к президенту? — с надеждой спросил Ваха.