Дом проклятых душ

«Неужели она в самом деле превращалась в козу?!» – мелькнула мысль, и Горностая чуть не вырвало. Да, рвотный позыв был так силен, что Горностай даже наклонился, даже рот приоткрыл, но его пустой желудок только жестоко содрогнулся и издал отвратительный рыгающий звук, которого Горностай в приличном обществе непременно устыдился бы до смерти. Однако он находился в обществе, насквозь неприличном, поэтому даже порадовался, что так недвусмысленно выразил свое отношение к безумному предложению, которое было ему сделано.

Не воспринять физиологическую пантомиму Горностая как отказ было просто немыслимо, ну а Глафира, конечно, была далеко не дура. Она уронила юбку, схватила револьвер двумя руками и… взвела курок!

Оказывается, Глафира не только оборотень, но и стрелять умеет?!

– Да, умею, – кивнула она, и Горностай растерянно хлопнул глазами: он что, вслух это ляпнул? Или Глафира, вдобавок ко всему, обладала способностью мысли читать?!

– Да, – кивнула она опять, мстительно блестя глазами. – Поэтому ты сейчас…

«Неужели она под дулом револьвера заставит трахаться с ней?! Но я не смогу! Да у меня скорее руки отсохнут! И не только руки!»

Горностай понимал, что думать ни о чем нельзя, Глафира все поймет, он и не думал – это подумали его страх, его паника, его ужас, вместе взятые, и у Глафиры даже руки задрожали от злости, и голос задрожал от ненависти:

– Я тебя убить была сама готова, когда ты меня в первый раз волочайкой назвал да послал в лес-болото, к лешему на шишку, чтоб он со мной тудысюдыкался…

У Горностая уже веки заболели – растерянно моргать. Когда и куда он ее послал?! Да он, как говорится, и слов-то таких никогда не знал!

Хотя слова хорошие. Надо запомнить и взять на вооружение!

– Но тогда батюшка мой с тобой сквитался, – продолжала Глафира. – А сейчас ты в моей власти! Не бойся, убивать не стану. Но руки прострелю… ты же хотел, чтобы они отсохли? Вот и получи!

«Брошусь на нее, выбью револьвер!» – решил Горностай и даже подался вперед, но в это мгновение вдруг раздался оглушительный трезвон.

Глафира дернулась, как припадочная, выронила револьвер. От удара об пол курок спустился, грянул выстрел, пуля прошла под ногами – или как назвать?! – Глафиры, однако чертова девка успела подпрыгнуть, а потом проломилась сквозь дверь и исчезла.

Дверь при этом даже не дрогнула и не получила никаких повреждений, в отличие от Горностая, которому показалось, что мозг его натурально взорвался. Он даже голову обхватил руками и сжал покрепче, чтобы ее содержимое не разлетелось в разные стороны!

Стоял так и слушал звон, который постепенно переходил в громкую, оглушительную, можно сказать, мелодию, которая показалась Горностаю знакомой… даже вспомнились слова, имеющие к этой мелодии отношение:

Любовь – дитя, дитя свободы,
Законов всех она сильней,
Меня не любишь, но люблю я,
Так берегись любви моей!

Вот уж воистину! Актуальненько, так сказать…

Да ведь это «Хабанера» из «Кармен» в джазовой обработке!

Почему-то звон исходил из кармана телогрейки. Господи, да ведь там же телефон! Да-да, несколько минут назад в одном своем кармане Горностай нащупал наган, а в другом телефон! Но тут появилась эта поганка Глафира, и он про все забыл. А сейчас вспомнил!

Выхватил телефон. Это была довольно отстойная «Нокия» на винде, в потертом черном чехле-книжке. На дисплее светилась надпись: «Я в МТС».

Горностая так и ударило воспоминанием о другом телефоне, о «Самсунге» в золотистом чехле. Этот «Самсунг» притащил ему какой-то пес. Возможно, это виделось Горностаю в бреду, потому что этого пса он больше не видел. Хотя нет, не в бреду – телефон был реальный, он звенел, на нем высвечивалась надпись «Я в МТС‐2»… и связанный Горностай потом смог подбородком нажать на надпись «Ответить» и что-то простонать, позвать на помощь…

Кто заменил «Самсунг» на «Нокию»?

Кто скрывается за этими «Я в МТС» и «Я в МТС‐2»?

Кто звонит ему сейчас?!

– Алло! – крикнул Горностай.

Он услышал голос, от которого дрогнуло сердце:

– Где ты? Где ты? Не клади трубку! Я тебя ищу! Не клади трубку!

* * *

Донжа рывком сбросил Горностая с лавки на пол и, выхватив из-за пояса нож, всадил ему в сердце.

Тело еще содрогалось, когда разбойник подскочил к псу, которого с трудом удерживала на привязи Глафира, и нанес ему кулаком такой удар по голове, от которого пес припал на передние лапы и замер. Донжа вцепился левой рукой в его загривок и поднял на задние лапы, а правой, в которой был зажат нож, на котором еще дымилась кровь Горностая, ударил пса в сердце.