Дом родной

И тогда он уезжал на несколько дней в «Орлы», к саперам, к Евсеевне и Шамраю, к Горюну.

Он уже настолько освоился в «Орлах», что знал привычки, повадки руководящих товарищей: председателя, членов правления и особенно бригадиров трех полеводческих бригад, завфермой рогатого скота, ну и, конечно, заведующего фермой кроликов, которая, став племенной, имела теперь особое значение, а также бригадиров строителей и огородников.

Побывав за зиму на двух-трех собраниях актива и на одном общеколхозном, Зуев еще с большим уважением стал относиться к колхозникам этого села. Там жили люди самостоятельные, с повышенным чувством достоинства, что особенно заметно стало после Великой Отечественной войны. Большинство мужчин честно отвоевались на фронтах, среди них — около двух десятков бывших партизан. Немало было и орденоносцев. Приглядываясь к этим людям еще зимой, Зуев не мог достаточно полно ощутить эту особенность. Собрания и заседания зимними вечерами проходили в неуютной, плохо протопленной комнате правления или в холодном красном уголке с тусклым керосиновым освещением. Люди сидели без шапок, но не снимали ватников, полушубков и другой теплой одежды. Только на колхозном собрании, состоявшемся днем в воскресенье, снова бросилось в глаза Зуеву, сколько там было орденоносцев.

И вот, как тогда на активе, недовольство саперами прорвалось и на этом колхозном собрании.

Особенно досталось старшине Чернозубу.

— Это же совсем разложившийся человек, — разводил руками тот самый бригадир Свечколап, которому попало когда-то за «штатный» самогонный аппарат. — Ну, я понимаю, угощение там, после рабочего дня, особливо зимой, с ветру-холоду. Разве ж мы не люди? Сами не воевали, или как? А это ж прямо нормы требуют.

— Да еще авансом.

— Пускай у своей Горпыны и получал бы аванс, — раздался из угла женский голос, и хохот простуженных мужских глоток заставил задрожать стекла.

— Хорошо тебе, Марфа, — отвечала другая. — Без мяса и жук говядина.

Зуев подумал, что это и есть Горпына, вдова лейтенанта Алехина.

Зуев наконец понял все и, поискав глазами сидевшего в стороне старшего лейтенанта Иванова, выразительно посмотрел на него. Тот даже вскочил со скамейки и, уж вовсе не к месту, вытянул руки по швам. Но вдруг махнул рукой, совсем как бригадир полеводов, и, теряя всякую военную выдержку, крикнул куда-то в коридор:

— Старшина Чернозуб! Ко мне!

Но старшина не появлялся.

— Коль народ просит, не ломайся, как сухой навоз через полено, — благодушно заворчал кто-то в коридоре.

Пробиравшийся было тихонько под стеночкой усатый старшина вдруг повернулся, цокнул каблуками и, растолкав двух-трех человек, совсем не так, как когда-то у мосточка на Курской дуге, пошел с развальцей к старшему лейтенанту Иванову.

— Эй, начальство, — послышался все тот же язвительный женский голосочек. — Ты бы его свисточком вызывал. На свисток он рысью бегает.

И опять хохот.

«Придется доложить военкому и перевести их в другой колхоз, что ли», — с досадой подумал Зуев.

Оставшись после собрания, он вызвал к себе Иванова и принялся распекать его за то, что тот распустил своих солдат. Нисколько не возражая на замечание Зуева о переводе взвода в другой колхоз, Иванов сказал безразлично:

— Как будет приказано. Но только вот-вот начнутся дожди, опять размоет мины, самая горячка у нас.

Действительно, перебрасывать сейчас саперов на другие участки не было смысла. И, разработав вместе со старшим лейтенантом жесткий график разминирования, Зуев решил оставить подразделение в Орлах еще на десять дней.

Потом он не раз раскаивался в этом своем деловом и, по существу, правильном решении.

Через два дня в Орлы заявился Шумейко. Затем он стал наведываться почти ежедневно. А еще через неделю Зуева вызвал к себе Швыдченко.

Хмурясь и как-то неуверенно шагая по диагонали кабинета, он сказал, не глядя военкому в глаза:

— До области дошло. Понимаете? Что у вас там, в этих Орлах?

Зуев кратко сообщил, что, как стало ему только сейчас известно, саперы успели за зиму пристроиться к орловским вдовам.

Швыдченко оживился, и на миг его глаза даже озорно блеснули.

— В примаки, значит, ударились саперы? Ну, а сам ихний командующий как?

— Старший лейтенант Иванов квартирует не в Орлах и не в нашем районе, товарищ секретарь райкома.

— Как же так? Из области вон пишут: командование разложилось и подает пример личному… тьфу ты черт. Тут уборочную закончили, хлебосдача идет. Самое время мне этими склоками заниматься. И картоху еще вырвать надо…

Зуев поднял на секретаря райкома удивленные глаза. Тот совсем не был раздражен, а только досадовал, словно отмахивался от жужжащей мухи.

— В общем, товарищи военные, сами разбирайтесь. Ваша каша, вам и расхлебывать. Тем более что по партийной обязанности ты, Петро Карпович, как раз за это дело и отвечаешь перед райкомом.

Пришлось создавать комиссию. Но для нее требовались данные. Когда Зуев попросил Швыдченку передать ему бумаги, пришедшие из области, тот ухмыльнулся и, подмигнув Зуеву, сказал:

— Э, не, брат. Совершенно секретная бумажка, друг.

— А с чего же мне дело раскручивать?