Дом родной

Он вспомнил последний год. В десятом классе они все так же верховодили в школе. Но между ними что-то треснуло. Зойка стала беспокойной и пассивной к общественной работе. Ее не переизбрали в бюро. Зуев как-то услышал, что завпед Клавдия Ивановна Молчанова говорила: «Эта дружба женитьбой кончится. Вот только кто из двоих?..»

Ерунда какая-то. Когда он сказал об этом Самусенку, она два дня не ходила в школу, а потом нагрубила Клавдии-кубышке, как дразнили ученики завпеда.

— А что ж Зойка? Замуж вышла, что ли? — спросил он у матери.

«Действительно, все же девчата выходят замуж. А Зойка? Ведь самая лучшая, самая культурная из всего выпуска! А Портос-то ведь втрескался в нее еще в десятом. Она как-то сама рассказала, что Костя делал неуклюжие попытки объясниться».

«По-физкультурному это у него выходит…» — смеясь, сказала она Зуеву, лукаво глядя ему в глаза. Они тогда часто провожали друг друга домой. Сначала она проводит его к дому, а потом — он ее. И так иногда по два-три раза провожались. О чем только они не переговорили за эти часы. А иногда шли просто так, молча… Всю дорогу молчали. И это было еще лучше…

Вспомнив все это, Зуев задумался. Очень неясными были личные отношения их тройки. До девятого класса это была дружба чистая. А к концу учебы в школе на «мушкетеров» не могло не повлиять то, что двое из них юноши, а третья — девушка. Клавдия-кубышка лишь неосторожно сорвала пелену с того, что уже созревало у всех троих.

Но, как это бывает в несмелой юношеской любви, Петяшка стал более стеснительным с того времени, как в нем зародилось чувство. И в пору наибольшей влюбленности он стал чуждаться Зойки. Он ведь всегда был человеком самокритичным и рядом с Котькой Шамраем безо всякой борьбы пасовал. Шамрай был парень напористый, но тут Зойка не раз выливала целые ушаты холодной воды, охлаждавшие его физкультурную натуру. Так они и разошлись после окончания школы, не только не поставив точки над «и», но и не сделав ни одного вразумительного шага, чтобы выяснить отношения.

Было, правда, еще одно лето…

Зуев улыбался… Он даже вздрогнул, когда мать спросила громко:

— Да ты что улыбаешься? Обрадовался тоже…

«Она перед этим что-то сказала?» Да, он спросил, не вышла ли Зойка замуж. А мать ответила. Что она ответила? Он так замечтался, вспоминая их провожанья… Ну да, мать сказала, кажется: «Женилась девка. И ребеночек у нее…» «Неужели Портос обскакал? Ага, то-то он был такой надутый сегодня…»

Мать смотрела на сына как-то странно.

— Что же, как они живут? Ладно?

— Ах ты ж, боже ж мой! Он ничего не знает! Никто не сказал тебе? — Она хлопнула руками о передник.

— Не понимаю я. Что с Зойкой? Жива она или нет? — спросил он, подумав, что ошибся сегодня в цехе.

— Да жива, жива… Немецкий сынок у нее, понимаешь?

— Какой?

— Ну, с фрицем прижила. Ты что же?… Я думала, и без меня узнаешь. Никто и не сказал тебе? Думала, может, сам зайдешь к ней. Друзья ведь были… — Голос матери дрогнул. — Может, и в правду сама она тебе лучше всех объяснила бы, как это получилось…

Зуев вскочил с постели:

— Мать! Это что — шутка? Зачем? — Он сам не узнал своего голоса.

— Какие тут шутки, — сердито ответила мать. — Да ну вас, не веришь — сам сходи, погляди. Мальчонка уже ходит, разговаривает. Не ведаю, по-какому только бормочет…

Зуев стал быстро обуваться.

— Куда?

— К черту, — швырнул он папку. Бумаги рассыпались.

— Не чертыхайся, не чертыхайся, — прикрикнула мать.

Зуев топнул ногой, никак не влезавшей в сапог. Затем стал ходить взад и вперед по горнице. Мать вышла из дому, тихо притворив за собой дверь. Немного погодя приоткрыла ее:

— Пойдешь?

— Никуда я не пойду, маманя.

— Ну вот и хорошо. — И сразу исчезла.

Капитан прильнул разгоряченным лбом к окну.

На фабрике мерцали огни. По пути, громыхая, шел тяжелый эшелон с лесом…

«Так вот что нашел ты у себя дома…» — подумал он горько.