Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Однако куда больше Ротшильдов заботила вероятность того, что Луи Наполеон, подобно своему дяде, начнет вести экспансионистскую внешнюю политику, которая снова ввергнет Европу в общую войну. С середины 1848 г., когда взошла звезда Бонапарта, когда его избрали в палату депутатов, именно это соображение влияло на суждение Ротшильдов. Считая его союзником всех «друзей беспорядка и бесчинств», они решили, что его популярность сулит войну. Как выразился Джеймс, Луи Наполеон «потратит кругленькую сумму, чтобы добиться того, чтобы его сделали президентом, и, по моему мнению, — хотя я никогда не верил в войну, — положение сейчас выглядит мрачнее, потому что народу… придется… заняться войной. На бирже все ужасно мрачно, потому что предполагают, что рабочий класс… его поддержит, ведь он социалист и черпает поддержку в слоях простого народа… Я пытаюсь ликвидировать дела».

Хотя в последующие месяцы им пришлось пересмотреть такое суждение, они совсем не радовались росту его популярности и боялись, что он победит на президентских выборах, считая Кавеньяка «решительно лучше». Оба лагеря напрямую обращались к Джеймсу за поддержкой, но он говорил им, что, «поскольку он не француз, то скрывает все свое влияние в этом серьезном вопросе и не станет поддерживать ни одного из двух кандидатов, что он ждет, пока страна сама сделает выбор, и не станет выступать против любого президента, которого предпочтет большинство». Неофициально он ожидал, что Луи Наполеон победит Кавеньяка. Но он находил нового президента «скучным и напрочь лишенным харизмы», несмотря на то что тот льстиво попросил Джеймса «часто навещать его и завтракать с ним по утрам». Сразу после победы Бонапарта в декабре они с Бетти боялись возвращения к «июньским дням» и даже новой войны между Францией и Пруссией.

Такие опасения лишь усилились после заключения — что можно видеть уже в январе 1849 г., — что Луи Наполеон «не успокоится, пока не сделается императором, и для того, чтобы ему добиться успеха, достаточно будет голосов армии и крестьян». Джеймс не сомневался, что это будет «большой ошибкой». Первые месяцы 1849 г. он встревоженно следил за признаками «наглой» внешней политики Франции, которая могла подтвердить его предположения. Нестабильность в Италии как будто требовала от Франции вмешательства в том или ином виде. Выражаясь словами Джеймса, «вот какой вопрос больше всего нас интересует: будет у нас мир [или нет]». Каждая вспышка беспорядков в Париже как будто увеличивала вероятность того, что новое правительство сделало ставку на войну. «Все кончится войной, — предсказывал Джеймс 9 июня. — Мы в руках Божиих. У нас [не только] азиатская холера, [но и] холера политическая и финансовая… Не верю, что рентные бумаги вырастут».

Вот почему, осознав, что Наполеон собирается вмешаться в итальянские дела на стороне папы, — который вынужден был в ноябре бежать из Рима, — а не Римской республики, Ротшильды испытали долгожданное облегчение, хотя Энтони вначале не понимал, «как они могут посадить на трон папу, если у них здесь республика». Более того, продолжительные дебаты на эту тему означали, что последняя иностранная интервенция фактически положила конец революционному периоду. Первый удар был нанесен в марте после второй, решающей победы Австрии над Пьемонтом, за которой в мае последовала оккупация республиканской Тосканы. В апреле франкфуртским Ротшильдам еще раз пришлось собирать свои ценности, когда последняя волна народных беспорядков охватила юг Германии, однако позже их подавили совместными усилиями Пруссии, Саксонии и Ганновера. Как и прежде, Ротшильды почти ничего не могли поделать, лишь стояли в стороне и приветствовали победителей. Ансельм с воодушевлением приветствовал русскую интервенцию в Венгрии, понимая, что Виндишгрецу в одиночку не победить.

Только когда разгром различных анклавов революции стал бесспорным, Ротшильды всерьез задумались о возобновлении традиционной сферы кредитования. 4 июля Ансельм начал более позитивно отзываться об австрийском займе, а также побуждал Парижский дом оказать русской армии в Венгрии финансовую помощь. Кроме того, он участвовал в попытках стабилизировать австрийский обменный курс, серьезно ослабленный войной и приостановкой конвертации валюты на серебро. К середине сентября удалось разместить небольшой австрийский заем в виде эмиссии казначейских векселей на 71 млн гульденов; хотя почти все поглотил венский рынок, Амшель принял векселей на сумму около 22 млн и продал во Франкфурте.