– Эвелина, – эхом повторил Белокуров. Казалось, Шурик не был удивлен этим сообщением. – Я подозревал, что ты и Эвелина – это одно и то же лицо, но не мог сам себе доказать, – глядя на Нину, сказал Шурик. – Я запомнил только ее голос. Он очень был похож на твой голос, Нина. Но когда Эвелина вдруг пропала и перестала приходить в салон, а ты появилась только спустя десять месяцев… Постойте. – Шурик посмотрел на Станислава. – Но когда я познакомился с Эвелиной, Сашка еще отбывал срок.
– Все правильно, – согласно кивнул Крячко. – Он досиживал последние месяцы. Но послал Нину-Эвелину, чтобы посмотреть, понравится ли она вам. В их планы тогда уже входило привлечь вас к своей афере с обманом женщин. Правда, первый трюк с обманом женщины в Нижнем Новгороде они провернули не очень удачно. Анохина выдало то, что он воспользовался своим именем. Настоящим именем. Его арестовали, но ему повезло влюбить в себя, скажем так, не очень красивую следовательницу, которая и помогла ему бежать из-под стражи. И вот тогда ваши, Нина, художественные таланты вы и стали использовать для создания разного рода фальшивых документов.
– Нина, это правда? – Шурик горестно и с какой-то больной жалостью в глазах посмотрел на молодую женщину, которую он уже три года считал своей законной женой.
Нина зыркнула на него злым взглядом и промолчала.
– Правда, правда, – вместо нее ответил Крячко. – Мы уже собрали доказательства. Осталось только, чтобы Нина Ивановна под запись сама подтвердила уже очевидный факт. Первым поддельным документом, изготовленным ею, было как раз свидетельство о вашем браке. Работница ЗАГСа просто сыграла свою роль и выдала вам заведомо липовый документ. Никаких официальных записей о браке в реестр не вносилось, а заявление на регистрацию сразу не попало туда, куда ему следует попадать – в архив.
– Но как вы узнали, что именно Нина во всем этом замешана и помогает Сашке в аферах? – непонимающе посмотрел Шурик на Крячко.
– На то мы и уголовный розыск, чтобы узнавать такие вещи, – ответил Станислав. Он немного помолчал, видимо обдумывая, стоит ли раскрывать все карты, но потом все же сказал: – Мы сначала подозревали вас, Александр Александрович, в подделке документов. Но потом выяснили, что вас Анохин использовал втемную. У вас на лице написано, что априори не можете быть жуликом. А потом еще эта ваша особенность с неразличением лиц. Лев Иванович тогда сразу догадался, что в деле замешана женщина. Женщина, у которой был доступ и к вашему телефону, к вашему компьютеру и к вашему рабочему чату, в котором вы общались с клиентами. А ближе всего к вам была ваша так называемая жена Нина.
– Ну, и как я помогала Анохину? – зло выплюнула вопрос Лауш. – Объясните, мне это очень интересно!
– О подделке документов я уже рассказал, – спокойным тоном стал объяснять Станислав. – Но чтобы никто не вышел на Анохина через его школьного друга Шурика, ему в чат от имени Сашки Анохина писали вы – Нина Ивановна Лауш. Писали со своего телефона. Вы делали заказы на портреты, вы эти портреты невест курировали – писали в чат своему мужу адреса, по которым нужно их высылать, следили, чтобы они пришли по назначению. Надеюсь, в подробности всех махинаций вы нас введете чуть позже, когда мы проедем в Главное управление Министерства внутренних дел.
Станислав посмотрел на Нину, чуть склонив голову набок, словно для того, чтобы не пропустить ее ответ на свою просьбу.
– А еще мы по специальной программе восстановили удаленные из чата вашего мужа, который, как я уже сказал, совсем вам не муж, файлы и много чего узнали. Например, теперь у нас есть подтверждения, что вы, Нина Ивановна Лауш, участвовали в схемах развода на деньги женщин из разных городов. Кстати, ворованные вами и Анохиным деньги вы хранили именно на своем счету в банке. Анохин ведь был в бегах, и светиться ему, открывая на себя счет, не было никакого резона. Вас же никто никогда бы не заподозрил. Вы женщина замужняя и никакого отношения к Анохину не имели. Жить на сворованные шальные деньги намного проще, чем на заработанные тяжким трудом гроши. Правда?
– Нина работала, – попытался было вступиться за Лауш добрый Шурик, но потом и до него дошло, что все эти командировки и работа над дизайном интерьера были только для отвода глаз. Белокуров не мог вспомнить ни одного эпизода, когда бы Нина сидела дома за компьютером или за рисунками, за планами и расчетами, без которых работа интерьерного дизайнера была немыслима. Шурик понял, что он был слеп. Слеп в своей любви к этой красивой, но холодной и расчетливой женщине. И его слепота не имела ничего общего с его заболеванием. Истинное лицо, которое Нина прятала от него, находилось глубоко в ее душе. А была ли у нее вообще душа? Шурик сильно засомневался в этом. Ему вдруг стало невыносимо больно за Нину, за ее мертвую душу, и он сказал:
– Иди, Нина. Иди и расскажи им все как было. Всю правду. Может, тогда твоя душа вернется к тебе. А я, если ты захочешь, буду ждать твоего возвращения.