Дом с химерами

– Всё будет путём. Ты только будь на стрёме. А то провалит крышу, никакой шлем не поможет…

– Ты давай лучше прот намордни и паси пиггера (Ты тоже береги себя и присмотри за начинающим диггером, а то ему явно недостаёт опыта. – Авт.), – с героическим равнодушием проворчал Горлум, не сводя с потолка целеустремленного взгляда. И принялся деловито разворачивать маленький свёрток фольги.

Впрочем, стоило Аннушке раствориться во тьме – только растревоженное мелководье Пресни, заточённой в тоннеле, обозначало теперь её шаги звонким эхом – Горлум уставился ей вслед, облизывая внезапно пересохшие губы. И процитировал из «Властелина колец»:

– Моя прелесть…

На прототипа, впрочем, диггер если и походил, то разве что лысиной, хилым сложением, сутулостью и грустными глазами паиньки, задержанного за незаконное хранение наркотиков. Наконец, отвернувшись, Горлум шаркнул по стене термитной спичкой. Поднес её яростный огонь к концу бикфордова шнура и начал отсчёт. Огонёк бодро карабкался вверх, в чёрный провал шахты, довольно неожиданный посреди равномерно бурой кирпичной кладки потолка.

– 57… 58… 59… – зашлёпал и Горлум за поворот, чуть обозначенный светом шахтёрских фонарей.

А в то же время на земле, где-то наверху, над кирпичной кладкой тоннеля, над его бетонной крепью, над многометровым слоем грунта и многослойной коростой асфальта, – ровно в 22.35 поворачивал трамвай № 61 вокруг углового торца дома № 2/13/9/20 по Кривоконюшенному. И при этом так скрежетал ребордами колёс по рельсам, что и подсолнечное масло, пролитое классической Аннушкой, не приглушило бы этот неистовый скрежет.

…И высоко над землей, на чердаке, процедил Михалыч в неухоженную бороду: «Наконец-то», – и утёр засаленным локтем взмокший лоб. Он чертовски устал от напряжения. Прошло добрых двадцать минут с тех пор, как «бентли» выперся на узор тротуарной плитки перед парадным подъездом. Но дверцы его отчего-то так и не открылись, будто и доехал он сюда по инерции, уже брошенный. «Что бы оно значило?» – недоумевал Михалыч. Обычно лица, сопровождающие «августейшую персону», уже суетились, старались побыстрей запихнуть персону в тяжёлые дубовые двери. А тут тишина, будто всем не до монарха стало, будто вымерли. Уже и трамвай № 61, в котором Михалыч рассчитывал исчезнуть с места преступления, вынырнул из-за угла с истерическим скрежетом, «а Генриха всё нет…»

Но нет. Вот наконец-то и отворилась дверца. Та самая, правая задняя.

Михалыч сдвинул пальцем скобу предохранителя, потянул крючок. Знал – времени у него сейчас будет секунда-две, пока охранники не заслонят вампира, чтоб в их тени тот прошмыгнул в свой фешенебельный гроб на ночлег. Привычно прошла слабина холостого хода. Палец упёрся в спусковой крючок, преодолевая тугость пусковой пружины. Преодолел её. И вдруг пробормотал Михаил Михайлович, увидев в привычном контуре грудной мишени, появившейся над дверцей «бентли», непривычные какие-то детали. Вроде как острые собачьи уши?

– Что за хрень?..

Но спусковой крючок под пальцем уже дрогнул.

…А в третьем подъезде дома Шатурова, по странному совпадению – которые однако же в жизни случаются чаще, чем в литературе, – где завершалась прочистка неприятно дымящего камина, минутой раньше произнёс мажордом:

– Ну наконец-то. – И посмотрел на внушительный зад, выпиравший из мавританского зева камина. – А то сколько же можно!

Серая дымная вязь, повторяя завитки ампирных рисунков на мраморе, курилась из-под чугунной задвижки щита. Но мажордом смотрел на неё с облегчением. До того было ещё хуже – дым беспардонно валил непосредственно из зева камина, который намедни нежданно-негаданно повелел разжечь господин Варге, и был куда гуще.

Мажордом брезгливо переступил через подвёрнутые под зад печника растоптанные ботинки, стараясь не вступить в сажу и следя, чтобы в коньячном фужере на подносе не возникло излишнего волнения.

– И посмотри потом, любезный… как там тебя, – продолжил он. – Что-то в ванной каплет из-под…

– Я тебе что, Ихтиандр? – гулко и зло отозвалась тёмная каминная пасть.

– Простите, не совсем понял? – не оборачиваясь, задержал мажордом в дверях свою гвардейски прямую спину.

– Не сантехник я! – рыкнул внушительный зад откуда-то с другой, должно быть более приспособленной к артикуляции, стороны. – Я печник! У меня своя и, между прочим, редкая специальность!..

– Подумаешь, человек горячей профессии… – под нос себе буркнул мажордом и, скептически поджав тонкие губы, свободной рукой в белой перчатке толкнул дверь в кабинет. Так было заведено: сразу по приезде Генрих Иоаннович выпьет коньяку, смахнув фужер с ломберного столика, а потом сядет за викторианский рабочий стол. За сочинительство новых вкладов в «Красный кредит» примется. Например: «Всенародный заём на ликвидацию министра образования!» А что? Чем не социальный заказ?

– А это что за хрень?! – удивлённо прогудел печник из тьмы камина.

– Я попросил бы вас… – наставительным тоном заметил через плечо мажордом. – Вы в приличном доме, а можно подумать, что в канализационной траншее на улице ковыряетесь!