Дом с мезонином

She is twenty-three and it is time for her to think seriously about herself.	Ведь ей уже двадцать четвертый год, пора о себе серьезно подумать.
If she goes on with her books and her pharmacies she won't know how life has passed.... She ought to marry."	Этак за книжками и аптечками и не увидишь, как жизнь пройдет... Замуж нужно.
Genya, pale with reading, and with her hair ruffled, looked up and said, as if to herself, as she glanced at her mother:	Женя, бледная от чтения, с помятою прической, приподняла голову и сказала как бы про себя, глядя на мать:
"Mamma, dear, everything depends on the will of God."	- Мамочка, всё зависит от воли божией!
And once more she plunged into her book.	И опять погрузилась в чтение.
Bielokurov came over in a poddiovka, wearing an embroidered shirt.	Пришел Белокуров в поддевке и в вышитой сорочке.
We played croquet and lawn-tennis, and when it grew dark we had a long supper, and Lyda once more spoke of her schools and Balaguin, who had got the whole district into his own hands.	Мы играли в крокет и lawn-tennis, потом, когда потемнело, долго ужинали, и Лида опять говорила о школах и о Балагине, который забрал в свои руки весь уезд.
As I left the Volchaninovs that night I carried away an impression of a long, long idle day, with a sad consciousness that everything ends, however long it may be.	Уходя в этот вечер от Волчаниновых, я уносил впечатление длинного-длинного, праздного дня, с грустным сознанием, что всё кончается на этом свете, как бы ни было длинно.
Genya took me to the gate, and perhaps, because she had spent the whole day with me from the beginning to end, I felt somehow lonely without her, and the whole kindly family was dear to me: and for the first time during the whole of that summer I had a desire to work.	Нас до ворот провожала Женя, и оттого, быть может, что она провела со мной весь день от утра до вечера, я почувствовал, что без нее мне как будто скучно и что вся эта милая семья близка мне; и в первый раз за всё лето мне захотелось писать.
"Tell me why you lead such a monotonous life," I asked Bielokurov, as we went home. "My life is tedious, dull, monotonous, because I am a painter, a queer fish, and have been worried all my life with envy, discontent, disbelief in my work: I am always poor, I am a vagabond, but you are a wealthy, normal man, a landowner, a gentleman--why do you live so tamely and take so little from life?	- Скажите, отчего вы живете так скучно, так не колоритно? - спросил я у Белокурова, идя с ним домой. - Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я художник, я странный человек, я издерган с юных дней завистью, недовольством собой, неверием в свое дело, я всегда беден, я бродяга, но вы-то, вы, здоровый, нормальный человек, помещик, барин, - отчего вы живете так неинтересно, так мало берете от жизни?
Why, for instance, haven't you fallen in love with Lyda or Genya?"	Отчего, например, вы до сих пор не влюбились в Лиду или Женю?
"You forget that I love another woman," answered Bielokurov.	- Вы забываете, что я люблю другую женщину, -ответил Белокуров.
He meant his mistress, Lyabor Ivanovna, who lived with him in the orchard house.	Это он говорил про свою подругу, Любовь Ивановну, жившую с ним вместе во флигеле.
I used to see the lady every day, very stout, podgy, pompous, like a fatted goose, walking in the garden in a Russian head-dress, always with a sunshade, and the servants used to call her to meals or tea.	Я каждый день видел, как эта дама, очень полная, пухлая, важная, похожая на откормленную гусыню, гуляла по саду, в русском костюме с бусами, всегда под зонтиком, и прислуга то и дело звала ее то кушать, то чай пить.