Дом с панорамными окнами. Сборник

Ромка очнулся только тогда, когда дернулись двери лифта, открываясь:

— Эй! Как звать-то тебя?

— Лерка, — донеслось до него, и дверцы с грохотом закрылись.

Дед Назар

Ночью разразилась страшная гроза.

В чернильно-синей мгле с оглушительным лаем разрывались молнии, разлетаясь миллионами искр по хмурому небосводу, рассекая мир на «до» и «после».

Лера почувствовала тяжесть в ногах: на край кровати кто-то осторожно присел, вздрагивая в раскатах.

— Лер, можно к тебе? — и, не дожидаясь разрешения, под одеяло юркнуло холодное, с острыми подростковыми коленками тело Ритки, двенадцатилетней родственницы из Питера, кажется. Лера чуть подвинулась на узкой кровати, стараясь не давать волю раздражению: к лодыжкам пристроились ледяные ступни.

— Ритка, блин, хоть ноги свои холодные не прислоняй! — в сердцах пробормотала она, плотнее кутаясь в одеяло.

Рядом, через проход, организованный двумя допотопными тумбочками, вздыхала Гаша. Ее шестилетний брат Максим, мнительный и немного болезненный на вид, перебрался к ней пятью минутами раньше и теперь лежал, широко раскрыв глаза, тревожно всматриваясь в полыхающую синевой темноту.

Вспышки молнии освещали тонкую фигуру у окна, словно сотканную из лунного сияния, сквозь которую просвечивали потоки дождя. Лера присмотрелась. Высокий старик в светлой, застегнутой на все пуговицы рубахе. Он прислонился к стеклу, сделал руки «козырьком», приглядываясь к встревоженным детям, поправил узкий ворот рубахи, словно тот ему мешал.

Лера закрыла глаза.

Ее это не касается.

Она на отдыхе.

Под удаляющиеся звуки грозы, было слышно, как кто-то прошел около ее кровати. Она почувствовала холодок, прокравшийся тонкой струйкой по позвоночнику и готова была поклясться, что этот «кто-то» склонился над ней — холодное дыхание легко коснулось щеки.

В летней кухне тихо тренькнула посуда, скрипнула под кем-то невидимым в темноте табуретка. Хлопнула входная дверь, и, наконец, все стихло. Кроме дождя.

Было уже шесть часов.

В небольшую комнату испуганно заглянуло ароматное южное утро.

Лера, протяжно выдохнула, успокаиваясь, и, кажется, только задремала, как почувствовала, что через нее перешагивают — это проснулась Ритка, поплелась умываться и заваривать утренний чай.

В кухне летнего домика, отведенного тетей Азалией, дальней Леркиной родственницей, для своих детей и приезжих родственников, весело зашумел чайник.

Лера укрылась с головой одеялом, демонстративно отвернувшись к стене.

Разговаривать с соседями по комнате не хотелось.

Гаша и Максим, дети тети Азалии, шептались рядом. Сквозь зыбкий сон до Лерки доносились обрывки встревоженных фраз:

— Ты его видела, Гаш? — душным шепотом спрашивал Максик.

— Кого? — голос Гаши, как обычно, суровый и неприветливый.

— Дедушку?

Та фыркнула:

— Какого еще дедушку! Макс, не выдумывай! Иди чистить зубы и гулять.

Скрипнула кровать. Максик сопел, но не уходил, топтался рядом.

— Гаша, — тихо прошептал он, — я боюсь.

— ЧЕ-ГО?

— Я знаю, ты тоже его видела, — утвердительно прошептал мальчик. — Ты специально не говоришь мне. Но я вот думаю… А вдруг, он пришел за мной?

Он еще раз тревожно вздохнул и вышел из комнаты.

В Лерку тут же полетела подушка, с шумом попав аккуратно по голове.

— Эй, ненормальная! Подъем! Здесь тебе не санаторий!

«Ненормальная» — это Лерка. Отправляя к своим родственникам в уютный приморский городок, ее мама имела неосторожность обронить, что дочери надо бы подлечить нервы, успокоиться.

Одной этой фразы хватило, чтобы тетя Азалия нафантазировала у своей дальней родственницы, бедной девочки с такими серыми печальным глазами, пережитый огромный стресс, депрессия, может, даже, психологическая травма. И, из лучших побуждений, предупредила об ее особом состоянии дочь с сыном и Риту, приехавшую чуть раньше Леры родственницу из Питера.

И вот что из этого получилось.

Лерка села на кровати, с вызовом разглядывая Гашу:

— Тебе что, больше всех надо? Чего ты ко мне лезешь?

Гаша, высокая, крепкая, хоть и ровесница Лере, но на вид старше своих шестнадцати лет, провела гребнем по густым, шелковистым волосам, своей гордости, и предмету неистовой зависти одноклассниц:

— Вставай! Сегодня твоя очередь полы мыть, — промурлыкала она и направилась к выходу. Лерка снова легла и укрылась одеялом, что, естественно, не ускользнуло от внимательного взгляда Гаши, сварливо добавившей, — а то мне придется позвонить твоей маме, сказать, что тебя беспокоят кошмары…Или кто там тебя должен беспокоить? Вот они… Мама твоя жуть как расстроится. В больничку, наверно, тебя определит… Психиатрическую. Где тебе и самое место, — заключила она сквозь зубы и вышла в кухню.

— Зараза, — пробормотала Лерка, но одеяло в сторону отбросила.

В комнату заглянуло острое личико Ритки, тихой, умной, вечно собирающей и разбирающей всяческие механизмы девчонки. Они раньше не встречались, познакомились здесь впервые. Но успели подружиться.

— Лер, здорово, что ты встала! — воскликнула она и мягко улыбнулась. — Я уже чай сделала, и тетя Азалия оставила нам целую гору бутербродов. Пошли чай пить?

И, опять не дожидаясь ответа, скрылась за кухонной дверью.