Дом с приведениями

Лаборатория номер шесть располагалась чуть в стороне. Лаура остановилась перед двухэтажным домом в хорошо распланированном саду. В узких аллеях горели оранжевые светильники, несильный ветер качал густокронные деревья, листва тихо шелестела. А дом был темен - ни одно окно не светилось, только над входом тускло горела надпись: "Лаборатория No 6". Лаура потрогала ручку двери, ручка повернулась, дверь осталась закрытой. Лаура долго смотрела на темное здание. Дом был необычен - стоял в стороне обособленно, скрытый густым садом, словно то, что в нем происходило, нужно было утаить от внимания посторонних (хотя какие могут быть в этом научном городке посторонние? - спросила себя Лаура). И по сравнению с многоэтажными громадами других лабораторий эта, шестая, казалась крохотной, в ней было что-то провинциальное, что-то из учебника древности, в старину лаборатории часто размещали в таких вот невзрачных домишках. Лаура засмеялась. Привидения, естественно, - вздор, но если бы они вдруг возникли, то место обитания выбрали бы именно такое, раз уж нет на Урании старинных замков с башнями, низкими коридорами, подземными казематами, где они, по свидетельству предков, любили гнездиться. Самому неистовому фантасту не взбредет в голову сделать привидение жителем небоскреба с автоматическими лифтами, залитыми светом холлами и самосветящимися стенами. А двухэтажный домишко, пожалуй, сойдет за обиталище призраков, лакеям, поварам и садовникам, которые обычно жили в таких пристройках, тени давно умерших владетелей замка в кольчугах и панцирях, разъяренные старухи-графини с распущенными волосами, герцоги и короли в саванах... Лаура передернула плечами.

- А ведь в этой лаборатории ставили самые сложные, самые перспективные эксперименты, - сказала она вслух. - Почему же ее закрыли? Почему Герд Семеняка самовольно бросил свое детище и сбежал на Земло? Как возник глупый спор о призраках? Не поиздевался ли надо мной Матвей Чернов? С него это станет, он, похоже, из шутников!

Лаура задавала себе вопросы, зная, что они риторичны, - до приезда директора института ответа не будет. Но поставить их себе надо было - они образовали программу того, что следовало выяснить, раньше чем Ростислав Берроуз предоставит для ее исследований механизмы шестой лаборатории. Друзья называли Лауру педантом, они сокрушались: "При такой очаровательной внешности, при такой обманчивой женственности столь жесткий, прямолинейный, сухой ум!" А муж, Леонид Парфенов - она с ним разошлась год назад, - негодовал, когда она припирала его неопровержимыми доводами. "Твои мысли не убеждают, а режут меня, Лаура. Это ужасно, они тверды, как кристаллы алмаза". Леонид, впрочем, все в мире не так видел, как слышал, у него, каждая на свой лад, звучали не только вещи, но и идеи. Он, очень модный в двадцать пятом веке композитор, даже назвал одно свое произведение "Углубление в первопричины. Концерт для четырех голосов", а другое - еще проще и выразительней: "Скалы гремят. Соната для электронного органа". И о плане Лауры ради хронофизики полететь на Уранию - в результате спора об этом плане они и расстались - Леонид высказался по-своему: "Твои новые идеи старчески шепелявят. Зачем молодой женщине восставать против лучшего времени своей жизни?" На большее его не хватило - исследование физического тока времени он воспринял как попытку отказаться от своего собственного, индивидуального, выданного природой на существование. В физике он был несилен.