Капитан милиции чрезвычайно удивился, узнав, что старый чердак намертво заперт с незапамятных времен и дверь его невозможно отпереть. Еще больше он удивился, узнав, что оттуда доносятся разные подозрительные звуки, свидетельствующие о том, что дом рушится. Звуки еще больше подогрели интерес милиции к старому чердаку, и капитан заявил, что они вписываются в концепцию о преступной деятельности упомянутых злоумышленников. Пан Хабрович без возражений разрешил милиции вскрыть запертую дверь, робко намекнув лишь на соблюдение при этом, разумеется, по возможности, бережного отношения к упомянутой двери, ибо у него, пана Хабровича, на почве всяческих ремонтов развилось уже полное умопомешательство. Эти ремонты, знаете ли, довели его пана Хабровича, до ручки и в моральном, и в материальном смысле, он, пан Хабрович, скоро спятит того и гляди. Капитан вежливо пресек дальнейшие жалобы хозяина дома на ремонт, выразил сочувствие и понимание и обещал обращаться с дверью как можно бережнее.
Вот и пришлось многоопытным милицейским специалистам в поте лица полдня провозиться с хитрыми старинными запорами, чтобы не повредить ни их, ни двери. Потрясенная их самоотверженным трудом, исполненная к ним всяческого сочувствия бабушка подкрепляла силы специалистов то кофе, то чаем с кексом собственной выпечки, поднимаясь к ним на чердачную площадку с подносом. Специалисты подкреплялись, вежливо благодарили и, набравшись новых сил, снова принимались за свой каторжный труд, вполголоса, чтобы не услышала пожилая пани, на все корки кляня проклятую дверь.
Но вот наконец дверь была открыта. Никто из обитателей дома не был допущен даже на лестницу ведущую на чердак, хотя к этому времени все уже вернулись в работы. Рафал сделал было попытку прокрасться на второй пролет лестницы, но его оттуда вежливо согнали. Милиция вошла на чердак, пробыла там какое-то время, что-то делала, а потом удалилась заперев и опечатав дверь наклеенными полосками бумаги с государственными печатями. Все видели, как удалялись стражи порядка с каким-то большим предметом, но никто не знал, что это такое. А в ответ на расспросы заинтригованных жильцов дома капитан заявил, что вполне удовлетворен достигнутыми результатами. Более того, в ответ на настойчивые расспросы хозяина дома он соизволил несколько приоткрыть служебную тайну:
— Сейчас мы забираем с собой вещественное доказательство, которое, я убежден, не усугубит ваши материальные потери. Потерпите немного, придет время, и все узнаете. Не возражаете, если я еще и завтра приду?
— Пожалуйста, пожалуйста, — разрешил хозяин. — Не знаю, что вы забираете, но поскольку до сих пор я обходился без него, надеюсь обходиться и впредь.
Вот так потрясающая сенсация осталась тайной для всего семейства, и, естественно, семейство терялось в догадках.
— Интересно, что же такое они обнаружили на нашем чердаке? — ломала голову пани Кристина. — Наверняка что-то важное, иначе не стали бы тратить столько сил на дверь.
— А я им не верю! — заявил Рафал.
— То есть как не веришь? — поинтересовалась его мать.
— Не верю, что столько времени пыхтели над дверью только потому, что какой-то злоумышленник, по их словам, прокрался в наш дом. Ведь у нас же ничего не пропало? Они искали что-то конкретное, ожидали обнаружить это на нашем чердаке и обнаружили. Надо бы заглянуть туда...
— Рафал, не смей! — встревожилась тетя Моника.
— Погоди, заглянешь, как только они снимут печати, — успокоил племянника пан Хабрович.
— А я думаю, что раз сорок лет никого не интересовал наш чердак, ничего там интересного обнаружить не могли. Раз никто туда не входил...
— А может и входили, да мы не знаем, — предположила пани Кристина. — Милиция без причины не станет столько сил тратить на какую-то дверь — повторила она.
Рафал выдвинул свою версию:
— Вынесли они что-то большое, видели? Наверняка труп. То есть, раз сорок лет, то скелет.
— Погодите-ка! — вспомнила вдруг бабушка и повернулась к дедушке:
— Послушай, дорогой, вроде ты что-то говорил о подозрительных пропажах? Из-за всех этих событий я тебя как следует не расспросила.
— Какие такие пропажи? — заинтересовалась тетя Моника.
Яночка с Павликом затаили дыхание. Бабушка уже открывала рот, чтобы выболтать что не нужно, Следовало немедленно действовать!
— Бабуля, еще варенья! — рявкнул Павлик так громко, что сидящий рядом Рафал нервно вздрогнул.
— Ты чего? Бабуля не глухая. А варенье стоит у тебя под носом.
— А я хочу клубничное! — упорствовал Павлик.
— Что с тобой, внучек? — удивилась бабушка. — Ты же не выносишь клубничное. Твое любимое вишневое, вот оно стоит.
— А у него, бабуля, с возрастом меняются вкусы, — поспешила Яночка на выручку брату.
— Вишневое варенье стоит в кухне, в буфете, пойди и возьми, — строго сказала мама. — То есть, я хотела сказать — клубничное. Сходи и возьми сам, зачем заставляешь бабушку бегать?
И, к огорчению детей, разговор опять вернулся к подозрительным пропажам.
— Мама, так о чем ты говорила? — снова повторила тетя Моника.
Махнув на нее рукой, бабушка опять повернулась к мужу: