Дом с привидениями

Никогда в жизни я не видел такого прыжка! Сашка, не переставая кричать, с разбегу влетел обеими ногами в теплую воду. Ванна не выдержала и опрокинулась вместе с Бобырем, потоки воды плеснули на стену, а Сашка, видимо получив минутное облегчение, вскочил и кошкой выцарапался в открытое окно.

Мы нашли его на лугу, шагах в пятидесяти от мастерской. Весь мокрый, заплаканный и притихший, Сашка сидел по-турецки на траве и очень внимательно разглядывал свою красноватую ногу с длинными, видно давно не стриженными, ногтями.

– Что с тобой, милый? – хватая Бобыря за плечи, спросил Козакевич.

Сашка повернул к нам худое конопатое лицо и очень жалобно, плаксиво протянул:

– Вот!

– Что вот? – не понял Жора.

– Вот, смотрите! – проныл Сашка, тыча пальцем в ладонь. Там, на мокрой ладони, чернела маленькая, похожая на конопляное зерно крупинка застывшего чугуна.

– Ну и что? Капелька чугуна! – сдерживая смех, сказал Козакевич.

– Хорошая капелька! – еще жалобнее проныл Сашка. – Да смотрите, эта капелька мне до самой кости ногу пропалила.

– Где до кости? А ну-ка покажи, – попросил Жора.

Чувствуя, что сыграть мученика не удастся, Бобырь уже более скромно показал нам маленькое красненькое пятнышко у себя на подъеме ноги.

– Нет, милый, – сказал Жора, – это тебе с перепугу показалось, что до кости. Кость еще цела, но…

– Товарищ инструктор, – послышался голос Полевого, – а в следующий раз надо будет проверять обувь перед отливкой. У кого будут рваные башмаки – в литейную не пускать. Получают же все хлопцы спецобувь?

– Я не получаю, товарищ директор, – проныл Сашка, – я не литейщик, а моторист.

– Ну, а если ты моторист, – сказал, улыбаясь, Полевой и поднял с земли Сашкин ботинок, – то все равно обязан следить за обувью. Гляди, по шву же ботинок распоролся? По шву. Что, трудно зашить? Взял дратву – раз, два – и готово. А ты бы еще босиком пришел на отливку! Ну хочешь, я тебе починю ботинок?

– Нет, зачем! – испугался Сашка, вставая. – Я сам починю. – Он подошел к Полевому, волоча за собою по траве портянку, и поспешно отнял ботинок.

– И портяночки надо стирать, – сказал Полевой, глядя вниз. – Рана-то у тебя не бог весть какая – воевать с таким ожогом можно, а вот от грязной портянки может хуже дело быть. Беги-ка сейчас в школу на перевязку. Живо!

Сашка побежал, а Жора, оглядывая нас всех, приказал:

– А ну по местам, гуси-лебеди. Я один, думаете, буду вагранку разгружать!

В этот день мы возвращались домой позже обычного.

– Пойдем через Старый город, – сказал я Петьке Маремухе, когда мы вышли из ворот фабзавуча.

– А зачем через город? – удивился Петька. – Через бульвар же скорее.

– Ничего, пойдем через город. Мне надо книжку там купить по механике.

Никакой, конечно, книжки мне не надо было покупать.

Просто хотелось, чтобы меня увидели в городе в рабочем костюме, с прогорелой штаниной, грязного и усталого.

Был в этот день какой-то церковный праздник, и навстречу нам, когда мы шли по Новому мосту, то и дело попадались нарядные сынки торговцев с барышнями. Они шли в новеньких костюмах из контрабандного бостона, в остроносых ботинках «джимми» на низких каблуках, их барышни – нарядные девушки в шелковых платьях, с бантиками в косичках, в белых чулках, в лакированных туфлях – лузгали семечки, сосали монпансье. Как мне хотелось в эту минуту нечаянно задеть кого-нибудь из этих бездельников, этих папенькиных и маменькиных сынков, которые целыми днями шатались по бульварам да загорали на берегу реки под крепостным мостом! Я с удовольствием втиснулся бы среди них, чтобы выпачкать своей грязной, закопченной рубашкой их нарядные, заграничные костюмы!

Спекулянты проклятые! Они все еще жили лучше нас, обманывая честных тружеников. Как мы ненавидели в эти годы всех нэпманов и их переполненные товарами магазины! Казалось бы, дать нам волю, мы сами в два счета разогнали бы всю эту буржуазную шваль. Одна мысль только удерживала нас от этого, удерживала и утешала: то, что нэп был введен как временная мера по указанию Владимира Ильича Ленина, по решению партии. Сознание этого не разрешало нам выступить открыто, как выступали мы раньше, громя петлюровских бойскаутов, против всей этой гнили. Вот и сейчас я проходил мимо городских спекулянтов с высоко поднятой головой, я гордился тем, что я рабочий, что я получаю деньги – восемнадцать рублей в месяц, тогда как каждый из них может в любое время получить у своего отца на карманные расходы пятьдесят, а то и целых сто.

– Чего ты не помылся в школе, Васька? – обгоняя меня и заглядывая мне в лицо, спросил Маремуха.

– Дома помоюсь мылом, – ответил я и, проведя рукой по лицу, еще сильнее размазал сажу.

Лицо у меня горело, руки болели, в горле першило от запаха серы, который растекался по литейной во время отливки. Начиналась Колокольная, на которой жил доктор Гутентаг. Я замедлил шаги, мне очень хотелось, чтобы Ида стояла у забора и увидела меня такого замазанного. Но Иды не было, и в доме на окнах были задернуты занавески. Сожалея, что не увидел Иду, я пошел дальше вслед за Петькой.

– Куда Марущак уехал? – неожиданно спросил Маремуха.