Дом с привидениями

— А я и не думал использовать лазер в качестве оружия, начальник! — с неслыханной на флоте наглостью ответил не сдержавшийся таки экс-филолог. Меня, может, образцы пород интересовали!

— Во-о-он!! — заорал толстяк. — Властью, данной мне на корабле, лишаю вас сразу двух званий!

Огромная присоска командира метнулась к груди наглеца, сорвала с нее две лычки-птички, оставив одну — самую невзрачную:

— Марш отсюда, шурин-мурин! Вон!

…С сухим скрипом чешуй, но с гордо поднятой головой разжалованный повернулся и вышел.

— Тухлая жабра!.. — вполголоса, но достаточно внятно прошуршал он в дверях самое обидное для мокрушинцев ругательство.

Митин-Витин с Обеих Заглавных Букв без сил рухнул в кресло, выхватил из нагрудного кармана пробирку и принялся спешно поливать в области сердца свою катастрофически высохшую чешую.

IV

— Слушай, за что на тебя так Тухлая Жабра взъелась? — подсев к приятелю, поинтересовался зачуханный шурин-мурин из реакторной команды. У нас нынче только об этом все и говорят. Чем ты его допек, Кисси?

— А, Присси! — обрадовался экс-филолог и экс-петин-светин. — К черту начальство. А вот тебя-то я и искал. Надеюсь, ты меня поймешь, как бывший гуманитар, а?

— Я тебя, брат, всегда пойму! — весело отозвался Присси. — А в чем дело?

— А вот в чем. Ты слышал уже наверняка, что я без разрешения, контрабандно, так сказать, использовал компьютер на предмет расчета вариантов будущих языков и письменностей грядущей цивилизации землян?

— Ну, слышал кое-что…

— Сто восемьдесят шесть вариантов рассчитал я с гарантией. Ну, пережег у них в компьютерной что-то, да не в этом дело! Слушай дальше, друг Присси. Просмотрел я эти варианты, и один вариант особенно мне понравился: логика, красота, изящество, легкость. Чем-то даже наш родной напоминает. Я тебе потом покажу.

И так он мне, вариант этот, понравился, брат Присси, что я уж и писать и бормотать на этом языке начал, ей-богу! А во время третьей посадки был я на побережье с группой разведчиков. В районе скал. Там, где выходы смеситов, знаешь?

— Знаю, — подтвердил замурзай-Присси.

— Ну так вот. Иду я там, поднимаю голову и — присоску на отъедание, не вру — стоит останец смеситов, по форме напоминающий наши мокрушинские кормушницы. А наверху, на своде, полукругом светлый компонент смеситов образует вот что. — И прямо на присоске, микрографом, зеленым по красному, Кисси вывел чрезвычайно прихотливую вязь: “НЕТУЖИГОШИК”.

— Похоже на что-то осмысленное, — заинтересованно склонился над вязью Присей.

— Чудак! Да это ведь фраза на том моем любимом языке! — заорал Кисси. — Смысл ее таков: “не впадай в отрицательные эмоции”, по-нашему — “не подсыхай чешуями” и — обращение к индивидууму. Понимаешь? Только с моим расчетным вариантом тут кое-какие мелочи не совпадают: например, имя индивидуума компьютер отделяет и пишет с Заглавной Буквы.

— Как у начальства! — засмеялся Присси.

— Ага. Но суть-то не в этом, друг Присси. Суть — в абсолютной невероятности возникновения такой надписи. Ведь тут — слепая игра природы: светлая жилка смеситов на черном фоне. И это — чистейшей воды фраза. И это же просто-напросто порода, Присси! Как же так? Как же могла возникнуть такая надпись? Как же это возможно? Я бы тебе показал эту жилку, Присси, вернее, эту фразу. Уж не знаю, как логичнее ее и называть! Я было побежал на побережье с лазером, хотел вырезать плиту… Да этот зануда из шлюзовой команды поднял тревогу. Знаешь небось, как у нас насчет Устава? Так и улетели. Эх…

Присси долго глядел на присоску приятеля, такую знакомую, с такой странной, полукругом расположенной затейливой вязью, зеленой по красному: “НЕТУЖИГОШИК”.

— Как же это объяснить? — спросил он наконец.

— Понятия не имею! — честно признался приятель. — Вот хоть высуши не знаю!

Ольга Ларионова Короткий деловой визит

— Петр Палыч, а Петр Палыч! — Левров, не осмелившийся зажечь свет, пытался на слух определить, проснулся Дашков или требуется дополнительное воздействие.

Дашков дышал бесшумно. Дополнительное воздействие, несомненно, требовалось, но… Уже сам факт пробуждения старейшего члена Высшего Координационного Совета в четвертом часу утра был событием вопиющим. В свое время Элжбета Ксаверьевна, давая свое согласие на избрание мужа в Совет, строго оговорила неприкосновенность его покоя с полуночи и до шести. “До первого петуха, так и передайте вашему Совету! — безапелляционно заявила она тогда Леврову, совершенно забыв, что во всей Москве существовал только один петух, да и тот кричал только по знаку дрессировщика, а отнюдь не в положенное ему природой время. — Так и передайте вашему Совету. В конце концов, это единственная привилегия, которой я требую!”

С ней согласились, потому что сам Дашков не требовал никаких привилегий. Договор соблюдался строго — до сих пор не было причины, которая заставила бы его нарушить.

Знал это и проснувшийся Дашков, у которого в голове невольно и тревожно проносились все гипотетические беды, способные обрушиться на Землю.

— Петр Палыч!.. — В голосе Леврова было неподдельное отчаяние.