— Почему — за два? — удивился Юлиан. Цепляться за каждый рубль его научило полуголодное детство — сперва у одинокой матери, еле сводящей концы с концами, а потом в приюте. — В неделе семь дней. Я прожил четыре. Вы должны мне за три дня.
— А мне за моральный ущерб? — парировал хозяин гостиницы. — И вообще, мне разговоры разговаривать некогда. Дела ждут. Да и у вас, чем быстрее отсюда уберетесь, тем больше будет времени найти себе комнату где-нибудь еще. Не ночевать же вам на скамейке в парке? Оттуда запросто в полицию можно угодить!
Вышибалы рассмеялись, очевидно вспомнив что-то интересное, и Юлиан понял, что придется смириться.
Глава 11
Остаток дня Юлиан провел в городском парке.
Нет, перед этим он прошелся по городским улицам, высматривая, нет ли где на дверях домов объявлений о том, что там-то и там-то имеется свободная комната. Но Дебричев не такой уж крупный и важный город, тут с трудом можно отыскать себе жилье. Обойдя почти половину центра и ни разу не наткнувшись на подобные объявления, юноша поступил проще — он дал несколько медяков мальчишкам и попросил их пробежаться по окраинам. А сам пошел в парк, чтобы дождаться от них вестей.
Вытянув ноги, он сидел на скамье, ел купленный у разносчика пирог с требухой и озирался по сторонам. Парк как парк, даже получше, чем в некоторых крупных городах. Там многие парки — это либо скверы, бывшие когда-то в собственности у знати и выкупленные у них городскими службами, либо специально высаженные ровными рядами деревца за забором. Разбивают такие парки, как правило, на пустырях, на месте большого городского пожара, на бывших свалках и даже скотомогильниках. Деревья сажают, особо не заботясь о правильной посадке. И все они растут там одинаковые, часто еще и подстриженные самым безобразным образом. В таких парках душа не отдыхает.
Другое дело — этот. Его основой явно была рощица, которую просто расширили, высадив на окраинах вдоль аллей елки, березы, липы и яблони. Ближе к центру, недалеко от пруда, высились тополя и дубы такого исполинского роста, что оставалось лишь диву даваться. Этим великанам было не менее двух-трех веков. У их подножия были разбиты лужайки, высажены декоративные кустарники — парк явно планировал хороший архитектор, что вообще-то редкость для провинции. Юлиан, умевший видеть невидимое, ощущал ауру этого места. Она была теплой и немного тревожной, но это была хорошая тревога, живая.
В вышине и росших поблизости кустах перекликались птицы. Денек выдался неяркий, да и среди недели, посему народа было мало. Никто не мешал думать.
Итак, в городе есть ведьма. И не одна. Их минимум три, и одна из них умеет принимать облик сороки. То есть имеет место то, что на всех языках называется семьей. Не такое уж частое явление среди ведьм. Они одиночки или живут вдвоем — сама ведьма и ее ученица. А тут трое, и они явно действуют заодно. К ним имеет отношение девочка Анна, сама будущая ведьма, которая пока слишком юная для того, чтобы пользоваться своими силами. Кстати, одна из ведьм приходится ей родственницей, что очень даже логично, ведь такие способности обычно передаются по наследству, и всегда по женской линии. Анна совсем ребенок, до тринадцати лет ее даже судить нельзя за колдовство, даже если доказать, что она умеет колдовать. Да и потом, до пятнадцати лет для девочек действуют более мягкие законы. Там, где взрослая ведьма может взойти на костер, девчушка лет тринадцати-четырнадцати отделается публичной поркой и исправительным заключением в монастыре на срок от трех до пяти лет. Анна могла поссориться с этой Валерией, пожаловаться ведьмам, и те навели на девочку порчу.
Бродя с утра по городу, он заглянул в гимназию, попытался поговорить с ученицами. Даже видел Анну, но после вчерашней встречи на кладбище девочка его явно сторонилась, и разговора не получилось. Но после этого подозрение в том, что это могла сделать она, переросло в уверенность. Вот как ее заставить раскаяться? Достаточно всего нескольких слов и простенького ритуала, чтобы снять проклятие с Валерии Вышезванской. Но сделать это девочка должна была добровольно и от чистого сердца. Это как попросить прощение за совершенный проступок. А если она не согласится или будет упираться, колебаться, долго раздумывать?
Ответ был прост. Тогда Валерия умрет. Снадобье, которое он изготовил, лишь оттягивало конец, но спасти не могло.
Юлиан вспомнил Анну, какой видел ее сегодня в гимназии. Он беседовал на большой перемене с ее одноклассницами, как вдруг почувствовал пристальный взгляд. Девочка стояла в стороне, наблюдая исподлобья. Она казалась такой несчастной и одинокой, что юноша тут же прервал разговор и подошел к ней.
— Привет. Как дела? — спросил он тогда.
— Ничего, — буркнула она в ответ.
— Ты здесь учишься?
— Да.
— А я пришел поговорить.
— О чем?
— О твоей подруге Валерии…
— Сколько можно повторять — она не моя подруга! — В голосе Анны промелькнуло раздражение. — Мы с нею никогда не дружили! Она вот с ними дружила, у них и спрашивайте!
— Я и спрашиваю. Но мне хочется говорить с тобой!